Мост был старый, из потемневших от времени кирпичей. У берега, слева и справа, он зарос плющом, валерианой и лиловатой льнянкой. Мост лежал на четырех опорах, между которыми темнели низенькие арки, высотой едва ли намного больше фута, — почти как в дренажной трубе. А сквозь арки с обратной стороны слабо пробивались лучи дневного света. Опоры были прямые, но возле них собрался речной мусор — водоросли и палки, — который постоянно наносило течением.
Орех сразу сообразил, что ялик доплывет до моста и застрянет. И когда оставалось совсем чуть- чуть, Орех снова спрыгнул на дно. Но на этот раз предосторожность оказалась лишней. Ялик развернулся, ударился о две опоры разом, тихонько царапнул по кирпичу и остановился. Он застрял.
За пятнадцать минут их отнесло не меньше чем на полмили.
Орех положил на борт передние лапы и с любопытством огляделся. Внизу под мостом, возле опор, бурля, кружила вода. Берег слишком крут и слишком далеко — на него не запрыгнешь. Орех повернулся и посмотрел вверх. Кирпич гладкий. На середине между ними и ограждением — карниз. Тоже не взобраться.
— Что делать, Черничка? — спросил Орех, глядя на ободранный нос лодки. — Ты нас в это втянул. Давай вытаскивай.
— Я не знаю как, Орех-рах, — ответил Черничка. — Такое мне и в голову не приходило. Похоже, придется поплавать.
— Поплавать? — переспросил Серебряный. — Не нравится мне все это, Орех-рах. Ясно, что плыть недалеко, но посмотри на берег. Выбраться здесь мы не сможем, а значит, нас понесет течением прямо под мост.
Орех заглянул под арку. Но почти ничего не увидел. Темный короткий тоннель был не длиннее ялика. Течение, кажется, там ровнее. Похоже, препятствий нет никаких, места под аркой для головы плывущего кролика вполне достаточно. Но арка была слишком узкой, и Ореху никак не удавалось рассмотреть, что же там, по другую сторону. Начинало смеркаться. Вода, зелень листьев, движущиеся отражения крон деревьев, фонтанчики дождевых капель и какая-то странная серая штука, которая, кажется, вертикально торчит из воды, — вот и все, что ему удалось разобрать. Шум дождя глухо отдавался в тоннеле. Ореха тревожил этот гулкий, звенящий звук, отраженный от перекрытий, совершенно не похожий на знакомые шорохи в земляных тоннелях. Орех обернулся к Черничке и Серебряному.
— Мы застряли накрепко, — сказал он. — Но оставаться нам тут нельзя. Где же выход?
Над ними, на ограждении моста, появился Кехаар, стряхнул с крыльев дождевые капли и слетел в лодку.
— Лодка фее, — заявил он. — Польше не шдать.
— Но как же мы доберемся до берега, Кехаар? — обратился к нему Орех.
— Сопака плафает, крыса плафает. А вы не плафаете? — удивился поморник.
— Мы тоже умеем плавать, но недалеко. А берег слишком для нас крутой. Против течения нам не выплыть, оно нас снесет в эти тоннели, а что там — неизвестно.
— Там карошо — фам понрафится.
Орех растерялся. Кехаара разве поймешь? Он же не кролик. А Большая Вода — какая она ни на есть — наверняка еще страшней, чем река, и Кехаару тут все нипочем. Лапинь он знает плохо, говорит всегда коротко, самыми простыми словами. Кролики спасли ему жизнь, и Кехаар в ответ сделал для них что мог, но Орех отлично понимал, что все равно поморник презирает их за робость, беспомощность, их бескрылость, привязанность к дому.
Он часто теряет терпение. Попытался ли он взглянуть на берег глазами кролика? Что за мостом — слабое течение, низкий, пологий берег, куда все они выберутся без труда? Чересчур это хорошо. А вдруг Кехаар торопит их лишь потому, что ему просто кажется, что все легко? На это больше похоже. Предположим, один из них спрыгнет в воду и поплывет по течению — что с того остальным, если он не вернется?
Бедный Орех огляделся по сторонам. Серебряный зализывал рану на плече Шишака. Черничка, натянутый как струна, сидел на скамейке и дрожал от страха, думая о том же, что и Орех. И пока Орех размышлял, Кехаар вышел из себя:
— Йарк! Шорт, кролик не карош. Што делать, я покашу.
Он неуклюже спрыгнул с задранного носа лодки. Нос вошел почти в самый тоннель. Кехаар сел на воду, как кряква, течение понесло его прямо под арку, и он скрылся из виду. Вглядываясь в темноту, Орех поначалу ничего не увидел. Потом на другой стороне, на фоне пробивавшегося света, возник черный силуэт Кехаара. Он выплыл из-под моста, свернул в сторону и исчез.
— Ну и что это доказывает? — спросил Черничка, стуча зубами. — Он умеет плавать, умеет грести своими лапами с перепонками. Он не вымок насквозь, не продрог и не стал от воды тяжелей раза в два.
Кехаар уже снова устраивался на ограждении моста.
— Надо плыть, — коротко бросил он.
Несчастный Орех все никак не мог решиться.
Снова заныла нога. А вид Шишака — не кого-нибудь, а Шишака, полубесчувственного от усталости, не принимавшего никакого участия в разговоре, окончательно сбил с толку. Орех знал, что у него недостанет духу погнать Шишака в воду. Положение было ужасное. Орех приподнялся на скользких досках и заметил, что рядом сидит Пятик.
— Орех, я пойду, — спокойно сказал он. — Мне кажется, все будет в порядке.
Пятик поставил передние лапки на борт ялика. Потом вдруг все замерли. Одна из крольчих забарабанила по решетчатому днищу. Сверху раздался звук приближающихся шагов, человеческие голоса и запах горящих белых палочек.
Кехаар улетел. Никто из кроликов не шелохнулся. Шаги приближались, голоса стали громче. Они были уже на мосту, до них — как до верхушки кустов. Инстинкт гнал кроликов прочь — бежать, прятаться. Орех перехватил полный ужаса взгляд Хизентли и старался смотреть на нее как можно строже, пытаясь заставить не двигаться. Голоса, запах человеческого пота, кожи, горящих палочек, боль в ноге, сырой гулкий тоннель — все это уже было когда-то. Почему эти люди его не замечают? Они просто не могут его не заметить! Он лежит возле самых их ног. И он ранен. И люди пришли за ним.
Потом звуки и запахи стали слабее, шаги затихли. Люди перешли через мост, даже не взглянув за ограждение. Они ушли.
И Орех решился.
— Значит, так, — сказал он. — Всем в воду. Давай-ка, Колокольчик, ты, кажется, хотел побыть водяным кроликом. За мной. — И он вспрыгнул на банку и подошел к борту.
Но следом за ним пошел Плошка.
— Быстрее, Орех-рах, — пискнул Плошка, дрожа и стуча зубами. — Я с тобой. Только давай быстрее.
Орех закрыл глаза, перевалился через борт и упал в воду.
И, как в Энборне, его тотчас же пронзил холод. Да вдобавок он мгновенно почувствовал, что такое течение. Его повлекло какой-то силой, словно ветром, но ровно и безмолвно. Он беспомощно плыл в душном холодном тоннеле, не чувствуя под ногами никакой опоры. Орех испугался — он задыхался, барахтался, пытался, задрав голову, глотнуть воздуха, цеплялся когтями за грубые кирпичи под водой, снова терял их, и его относило все дальше. Но вдруг течение ослабело, тоннель закончился, стало светло, и Орех снова увидел над собой небо и кроны деревьев. Барахтаясь, он почувствовал под ногами что-то твердое, оттолкнулся, потом еще и еще и в ту же минуту коснулся мягкой земли. Он рванулся вперед и чуть не по уши увяз в жидкой грязи. Орех выбрался на болотистый берег. Пытаясь отдышаться, несколько минут он лежал неподвижно, потом отер лапами мордочку и открыл глаза. Первым, кого он увидел, был облепленный грязью Плошка, который выбирался из воды чуть поодаль.
