— Помогите! Помогите! Он всех нас поубивает!
Пребывая во власти абсолютного шока, люди уставились на это представление, так что Ночекрылу пришлось грозно прореветь:
— Если вы немедленно не уберетесь отсюда, я позабочусь, чтобы вы провели ближайшую вечность, расставляя складные кресла для еженедельных приемов моего господина — у него дома, В ПРЕИСПОДНЕЙ!
Люди кинулись бежать, налетая друг на друга и отчаянно толкаясь в попытках пробить себе дорогу к двери. Полицейский отшвырнул соперников с пути и первым вырвался из комнаты. Далее последовал удаляющийся в направлении первого этажа грохот, — видимо, коп упустил из внимания, что сразу за дверью начинается лестница. Мама и папа заняли призовые второе и третье места.
Мыслью Ночекрыл захлопнул дверь. Из ее деревянной поверхности тут же проросли корни, нырнувшие в стены и спаявшие их с дверью в прочный заградительный редут.
— Неплохо, — одобрительно заметил Дарвин. — Это их на какое-то время задержит.
Магическое сияние лилось из террариума, в котором сидела большая ящерица. Ночекрыл обратил все свое внимание на Имхотепа. Нильский варан величественно стоял в своей клетке, освещенный лучами ультрафиолетовой лампы, и бесстрашно смотрел на пришельца.
«А вот за спесь ты мне ответишь», — мстительно подумал нетопырь, любуясь красивым рисунком на шкуре ящера.
Однако, обратившись к нему, он взял куда более мягкий тон:
— Не далее как с час назад могущественный волшебник сотворил в этой комнате небывалые чары. Что ты можешь мне об этом рассказать?
Выбора у Имхотепа в общем-то не было. Он поведал о Бене и Янтарке. Когда он закончил, Ночекрыл подобрался поближе к террариуму и, запустив цепкий взгляд прямо в глаза варану, прошептал:
— А у тебя жестокое сердце, ящерица. Не думаю, что ему стоит биться и дальше.
Имхотеп в ужасе уставился на нетопыря, судорожно вздохнул и рухнул на пол клетки, скоропостижно скончавшись от инфаркта.
Уверенный, что теперь варан при всем желании не сможет заговорить, Ночекрыл выпорхнул через дыру в потолке.
— Итак, — размышлял он вслух, — мышь, которая никогда раньше не практиковала магию, осуществила трансмогрификацию в отношении человеческой особи, то есть навела чары, на которые большинство колдунов не отважились бы даже после целой жизни прилежной учебы… Да у этой девчонки настоящий талант.
— Судя по всему, она может быть опасной, — заметил Дарвин. — Что ты намерен с нею сделать?
Ночекрыл кружил над домом; этот вопрос не давал покоя и ему.
Полицейский уже сидел в машине и, истерически сигналя, пытался дать задний ход, чтобы поскорее спастись от вампира. Увидав Ночекрыла, он обернулся к заднему сиденью и вытащил оттуда дробовик. Ночекрыл был не прочь преподать смертному урок, но так, чтобы его последние вопли не спугнули Бена с Янтаркой.
— Как ты не раз говорил, лишь сильнейшему позволено выжить, — невинно вставил Дарвин.
— А ты всегда говоришь: «То, что ты хочешь править миром, еще не повод вести себя как последний гад», — парировал Ночекрыл.
— Я просто надеялся… — начал Дарвин.
— На что?
— На небольшую славную резню.
— Тогда в добрый час, — хихикнул в ответ Ночекрыл.
Он был поистине могущественным колдуном — лучшим на Западе. Однако со времен Великой войны он уже несколько десятилетий скрывался, медленно восстанавливая силы. Он не мог позволить этой юной волшебнице остаться в живых — вдруг ей рано или поздно придет в голову как-то вмешаться в его планы?
Ночекрыл взлетел к вершине большой сосны, росшей прямо за домом. Он чувствовал силу Янтарки. Ему было неизвестно, где именно она прячется, но что источник силы где-то рядом, сомнений не возникало.
Он уцепился за ветку и повис по обыкновению вниз головой.
— Что мы тут делаем? — поинтересовался Дарвин.
Ночекрыл магическим образом усилил свой и без того несравненный слух и навострил уши. Поводя ими взад и вперед, он тщательно отфильтровал радиосигналы ближайших станций.
— Тихо, — прошептал он, подаваясь вперед, — я слышу мышей…
* * *
Но вернемся в нору полевок. Признание Бена произвело на ее хозяев очень сильное впечатление. Они сидели тихо-тихо и будто отдалились от него. Бен, которого вынудили открыть правду об ужасных вещах, творимых людьми по отношению к мышам, чувствовал себя не в своей тарелке.
Полевки упорно молчали. Наконец Бушмейстер вскричал:
— Эй, давайте же веселиться!
Он вышел на середину норы и запел:
Когда твой мех от грязи пег,
шерстинки слиплись все,
беги скорей, найди лужок,
что в утренней росе.
Пока трава с утра мокра,
в ней грех не порезвиться,
и можно брюшко оттереть,
и всласть повеселиться.
А заодно поганый дух
развеять по ветру.
Ведь не тащить его с собой
в любимую нору!
[12]
Молодые полевки, судя по всему, очень любили эту песенку; они принялись скакать вокруг, прыгая и кувыркаясь, словно резвились на лугу, купаясь в утренней росе.
С этого момента они словно бы совсем позабыли о Бене. Всю ночь до утра они рассказывали сказки и пели песни и плясали вокруг Янтаркиного светоча. Это был настоящий веселый праздник, так не похожий на все, какие до сих пор видел Бен. Полевки играли в разные игры, гонялись друг за другом, а когда устали, сели пировать, чтобы потом начать все по новой.
Бен очень веселился, но вскоре его стало клонить в сон. Чтобы не уснуть без вечерней молитвы, он отыскал себе тихий уголок и принялся молиться тихо, но с большим жаром: «Спасибо тебе за все твои дары». Тут ему пришлось остановиться, чтобы припомнить все, за что нужно было поблагодарить. «Спасибо за эту нору, и корни, и теплые листья. Спасибо за эти полуфабри… бррр, за сушеные грибы, хотя они пахли довольно сомнительно и были все в полевочьей слюне».
Выразив должным образом благодарность, он решил, что теперь можно и попросить. Шмыгая носом, он взмолился: «Пожалуйста, пожалуйста, мне так плохо быть мышью. Если это должно было меня чему-то научить — ну типа, что нельзя скармливать друзей ящерицам, — то этот урок я уже выучил. Пожалуйста, можно превратить меня обратно в мальчика?»
С минутку он сидел тихо, надеясь, что Бог ему тут же и ответит, но ничего не произошло. Ни тебе горящих кустов, ни ангелов. Ни хотя бы намека, что ему делать дальше.
«А что, если я никогда больше не смогу превратиться в человека?» — подумал Бен. Может, не так уж плохо будет жить тут, на заднем дворе, под сосной в компании веселых полевок? Он останется рядышком с мамой и папой, фантазировал Бен, и, значит, будет не так страшно засыпать — даже без спасительного шлема и бейсбольной биты под одеялом.
