Спасибо за заботу, но я что-то не заметил, чтобы ты тут наматывал круги и высматривал меня. Кстати, ты где?
На берегу. Вода сегодня холодновата.
Гребу, пока не чувствую ногами дно. Выползаю на ил и гальку. Икаю, кашляю, давлюсь. Несколько раз вдыхаю ледяной воздух. Ощупываю себя. Руки-ноги шевелятся. Зубы вроде все на месте. Получилось!
Встаю. Дрожу. Нужно как можно скорее найти кров и пищу, не привлекая к себе внимания.
Согласен. Могу тебя порадовать. Впереди огни. Голоса. Какая-то компания. Может быть, пикник.
Отлично.
Должен тебя расстроить. Кто-то целится в нас из пистолета.
12
Все очень большое. Брюхо с хороший холодильник. Громадная косматая башка с неухоженной бородой. В руках дробовик, тоненький, будто зубочистка. Трубный голос командует:
— Ни с места!
Мы послушно застываем. Буквально. Пытаюсь стоять смирно, но все равно трясусь на холодном ветру в мокрой одежде.
Дробовик нацелен мне в нос.
— Чего это ты тут шастаешь? Сейчас мозги вышибу!
Нам повезло, Джиско. По-моему, он не из этих.
Да, но он все равно целится в нас из дробовика.
В меня. Что посоветуешь?
Успокой его. Широко известно, что неуравновешенные люди способны на спонтанное насилие.
— Ну что вы, — говорю я самым мирным голосом. — Мы не шастаем.
— А как ты, черт подери, сюда попал, а?
— Случайно. Мы прыгнули с поезда в реку.
Великан скалится:
— Ты, парень, мне баки не заливай.
— Это железнодорожный мост. Пощупайте мою одежду. Она мокрая, потому что я только что вылез из реки.
Кряжистые пальцы хватают мою рубашку. Глаза с подозрением осматривают мост, а потом ныряют вниз, к чернильно-черной реке. И снова смотрят на меня.
— А чего это ты прыгнул?
— Мы решили, что не хотим в Филадельфию, — объясняю я ему, дрожа. — Кстати, мне ужасно холодно.
— А мне-то что? — говорит он с поразительной черствостью. — Давай поднимайся на берег. И не пытайся отколоть что-нибудь, а не то я снесу твою дурью башку. К твоей страхолюдной псине это тоже относится.
Карабкаемся по берегу к огням.
Не хочу показаться высокомерным, но я предпочел бы воздержаться от знакомства с друзьями этого джентльмена.
У нас нет выбора. Если мы побежим, он выстрелит нам в спину.
Мы ковыляем по заросшему заболоченному лугу. Пырей. Трава по пояс. Ежевика. Там и сям низкорослые деревья.
Впереди мужские голоса. Что-то серьезное. Дело касается денег. Мы помешали деловым переговорам. Великана поставили на стреме. Он орет:
— Эй, Хейс!
— Погоди, мы тут договорим! — доносится до нас.
Деньга переходят из рук в руки. Прячут ящики с контрабандой. Оружие? Наркотики? Рассмотреть я не пытаюсь. С ревом уезжают три мотоцикла.
— Все! — кричит тот, кого назвали Хейсом.
Дробовик толкает меня в спину.
— Шевелись!
Выбираемся на поляну. Дюжина «харлей-дэвидсонов» стоит этаким мотоциклетным Стоунхенджем. Хром в лунном свете. На меня в упор глядят могучие краснорожие парни. Заклепки, патлы, татуировки. Банда байкеров. Кажется, они не особенно любят дрожащих старшеклассников и их косматых собак-всезнаек.
— Это еще кто? — спрашивает властный голос.
Оборачиваюсь. Хейс. Главный Руль, или как там называют главаря банды байкеров. Ястребиное лицо. Оливковая кожа. Мускулатура как у статуи. Дьявольски умен. Стоит только взглянуть в эти глаза-кремни. Это я и делаю. Пошатываясь и дрожа.
— Где ты раскопал эту Дороти с Тотошкой?
[8]
— спрашивает он.
— Внизу, у реки, — сообщает великан. — Говорит, ехали в Филли и спрыгнули с поезда. Как прыгали, не видел. Может, вынюхивали чего.
— На копов не похожи, — замечает Хейс. — Этому задранцу пора домой, уроки учить, а полицейских собак так не раскармливают.
Его дружки ржут.
Ты тоже, голубчик, на кинозвезду не тянешь.
Хейс глядит на Джиско.
— Мне не нравится, как он на меня смотрит.
— Просто проголодался, — встреваю я. — Не обедал сегодня.
— Но я-то не собачьи консервы, так что быстренько скажи ему, чтобы смотрел в другую сторону, а не то я из его шкуры коврик сделаю.
— Смотри под ноги, — говорю я.
Тихо, ты, если не хочешь превратиться в мотоциклетный чехол.
Джиско грозно выгибает спину, словно подбираясь для прыжка. Потом медленно расслабляется и глядит в землю, будто считает травинки.
— Мы просто хотим тихо-мирно… — начинаю я объяснять.
Меня обрывает нетерпеливый голос из круга:
— Нам нельзя рисковать. От них надо избавиться.
— Если мы от них избавимся, Кэссиди, это тоже риск, — поднимает бровь Хейс.
Кэссиди выходит вперед. Бритоголовый. Вместо носа оладья. Тот, кто его сломал, постарался на славу. Щелк. В правой руке появляется нож.
— Среди ночи с поездов никто не прыгает. Откуда мы знаем, что он видел и слышал? Вылез из реки. Так давайте отправим его обратно.
Хейс выслушивает это предложение и смотрит, как я на него отреагирую. Что я сделаю — начну плакать, рухну в ноги, попытаюсь убежать?
Я уже понял, что эти байкеры восхищаются силой и презирают слабость. И чувствую, что хотя я вызываю у них подозрения, но Кэссиди они крепко недолюбливают. Единственный выход — это принять вызов и перевести все в область личных отношений. Не они против нас. А он против меня. Один на один.
— Хочешь сказать, что я соврал? — бросаю я Кэссиди. — Выходи, поговорим как мужчина с мужчиной.
В круге засвистели.
— Он тебя вызывает!
— Слышал, Кэссиди? — говорит Хейс. — Бросай перо или давай ему другое.
Этого Кэссиди не ожидал. Смотрит на меня. Неохотно отдает нож приятелю.
— Повеселимся, — рычит он и небрежной походкой направляется ко мне.
13
Эй, старина, ты понимаешь, что делаешь?
Не пытайся мне помочь. Тебя пристрелят.
Осторожно! Берегись!
Кэссиди делает финт правой, а когда я пригибаюсь, врезает мне ногой в пах. Как-то это неаристократично.
