На пятачке между койками к полу привинчен деревянный стол. Сажусь на истертую скамью. Заглатываю самое отвратительное хлебово в жизни — но для меня ничего вкуснее нет.
Бурая каша. То ли тушеные овощи, то ли плов. Рис, картошка и несколько кусочков жирного мяса. Запиваю тепловатой водой. Жую черствый хлеб.
— Ему нравится, как я готовлю, — гордо говорит Жак.
— Он чуть от голода не помер, — напоминает Ронан.
— Значит, моя стряпня спасает ему жизнь.
— Может, лучше было помереть.
— Да что ирландцы понимают в деликатесах?
— Ну это уж точно не деликатес, ты, канадская гнусь!
— Говори-говори. Увидишь, что будет.
— Нарываешься? Только скажи, толстяк. Пока, малый. Удачи тебе.
Через несколько минут Жак ведет меня по корабельной утробе в капитанскую каюту. Подходим к дверце. Жак тихонько стучит. Угрюмый голос приказывает войти. Жак смотрит на меня и шепчет:
— Только не спрашивай, как он потерял руку. Потом он открывает дверь и впихивает меня внутрь.
43
Капитанская каюта совсем крошечная. Аккуратно заправленная койка. Один шкаф. Небольшой деревянный стол под иллюминатором.
У стола сидит тот лысый, которого я видел на палубе, — тот, который решал, стоит ли меня спасать. Сейчас он смотрит на меня так, будто не уверен, правильно ли поступил.
Лицо не жестокое, но суровое. Испытанное временем. Обветренное. Перед ним лежит раскрытый гроссбух. Столбцы цифр. Капитан не глядя делает пометку и закрывает книгу.
На кожаной обложке — тисненный серебром узор. Буква «Д», написанная с лихим росчерком, в виде свернувшейся змеи, но с крыльями. Морской гад?
Вспоминаю, что отец во сне велел мне остерегаться химер. Много лет назад у меня в жизни был такой период, когда я запоем читал про греческую мифологию. Ну да, химера — это такой огнедышащий зверь с длинным змеиным хвостом. А вдруг этот капитан с его узорной книгой и есть та опасность, о которой меня предупреждал отец, пробившись сквозь века?
Капитан молчит. Молчание у него отточенное, словно секира. Эко тоже так умела. Лучший ответ — это брошенное в лицо молчание.
Стою прямо и гляжу на него сверху вниз. На миллион переплетающихся морщинок у него на лице, на шее, на лбу. Словно змеиная чешуя. На его руки, сложенные на столе. Левая рука в белой перчатке, но видно, что она неподвижная, как протез.
Он чувствует, что я заметил руку в перчатке. Быстро и смущенно поднимаю взгляд. Наши глаза встречаются.
— Английский знаешь? — спрашивает капитан. Голос неожиданно мягкий. Русский акцент.
— Да, сэр.
— Американец?
— Да.
— Что с тобой случилось?
— Сбежал из дому.
Он хмурится.
— Так тебя ищет полиция?
— Уже не ищет. Я давно в бегах.
— Где ты взял лодку?
Осторожно, Джек. Возможно, они уже все выяснили и знают, что лодка краденая. Опускаю глаза, словно мне стыдно, и бормочу:
— Я ее украл.
— Так ты вор?
— За мной гнались, мне нужно было бежать.
Это капитану не по душе. Проницательные глаза прищуриваются.
— Вздумаешь что-нибудь украсть у меня — будешь сурово наказан. Умеешь делать что-нибудь полезное?
— Я впервые на корабле, сэр.
— Я найду тебе работу. Работать будешь в два раза больше других. Потому что твоего пса тоже надо чем-то кормить.
— Как скажете, сэр.
— Вот именно. — Ледяные голубые глаза властно вспыхивают. Капитан подается вперед. — Так как бишь тебя?
— Джек.
— А почему ты сбежал из дому, Джек?
— Несчастный случай. — Я сглотнул. — Родители погибли. Я не хотел там оставаться.
Рука в перчатке один раз — сильно — стучит по столу.
— Почему ты мне врешь?
— Я не вру, сэр.
— Тогда тебе крепко не повезло.
— Да, сэр.
— Я на своем судне невезучих не держу. — Неприкрытая угроза. — Работай как положено. Держи рот на замке. Не дай мне повода пожалеть, что я тебя спас.
— Не дам, сэр.
Голос у него по-прежнему негромкий, но уже совсем не мягкий.
— На этом судне мы ведем дела со смертью. — Шепот капитана оттачивается, пока не становится острым и гибельным, словно гарпун. — Мы — фабрика смерти.
Гляжу на него. Не задавай лишних вопросов, советовал Ронан. Поэтому я киваю и делаю бесстрастное лицо, хотя в голове возникает сразу несколько вопросов. Что значит буква «Д» у него на книге? Как именно он потерял руку? И какой будет моя роль на этой плавучей фабрике смерти?
Капитан указывает мне на дверь небрежным жестом здоровой руки.
44
Работаю как следует. До ломоты в суставах. До онемения в костях.
Надраиваю палубу. От носа до кормы. От бака до юта. Разбираетесь в морском жаргоне? Я только учусь.
То, что похоже на футбольные ворота, — это судовая надстройка. Двухэтажный домик — рулевая рубка. А плоская задняя палуба — рабочая зона. Интересно, мыли ли ее хоть раз, когда меня на борту еще не было.
Мы вдалеке от промысловых районов, поэтому больше никто на борту ничем особенным не занят. Матросы торчат в каюте. Читают. Перекидываются в карты. Отсыпаются.
Джек между тем вкалывает за двоих. За себя и за потерянного пса. Метет, моет, оттирает.
Джиско я нигде не видел. Расспрашиваю матросов.
Где мой пес? Он жив? Вы выбросили его за борт?
А надо было, отвечают мне. Собака на борту — плохая примета. Убить собаку — еще хуже. Работай, парень. Вон пятнышко осталось.
Издеваются они надо мной. Веселятся за мой счет.
А капитан этой каторжной работой меня испытывает. Но мне, честно говоря, она даже нравится.
С детства глотал книжки про море — начиная с «Острова сокровищ». Но раньше никогда на море не был.
Мне нравится это ощущение. Нравится, как перекатываются волны. Нравится соленый привкус. Открытый океан вокруг. Нравится глядеть на морских птиц в небе. На восход и утренний туман. На закат и вечерние звезды.
Мне нравится быть среди людей. Когда я торчал один на один с Эко на побережье, в этом была какая-то дурная клаустрофобия. А до этого, когда я убежал из Хедли и удирал от погони на всяких там мотоциклах и поездах, то общался только с Джиско.
Приятно снова оказаться среди нормальных ребят, которые не рядятся в костюмы ниндзя, не пристают с требованиями двигать песчинки и не твердят, что миру вот-вот настанут кранты.
