— Прелесть, правда? — спрашивает Кайли.
— Ничего так, — бурчу я, как будто видывал на своем веку миллиардерские усадьбы побогаче и частные острова получше.
— Феми покажет тебе твою комнату и даст возможность освежиться, — говорит Даркон. — А потом я повезу тебя на экскурсию. Нам еще надо обсудить дела, а времени не так уж много. — Завуалированная угроза в серых глазах становится такой ощутимой, что впору руками потрогать. — Кроме того, я хочу познакомить тебя со своими зверюшками.
62
Джиско уводят на поводке на псарню.
Феми провожает Джека в крыло для гостей-которых-можно-изувечить-в-любой-момент.
Неплохая конура. Большая светлая комната с мраморной ванной и потрясающим видом на океан из всех окон.
— Через час я вернусь и отведу вас к Даркону, — говорит Феми. — Не нужно ли вам еще что-нибудь?
— Страховка от несчастного случая была бы кстати.
Бесстрастный Феми не улыбается даже уголком рта.
Принимаю колючий, обжигающий душ. Надеваю шорты и футболку, которые мне приготовили. Сидят как влитые.
С минуту изучаю себя в зеркале в полный рост. Не верится, что это тот самый Джек Даниэльсон, который месяц назад придавал так много значения футбольному матчу в Хедли-на-Гудзоне.
Тем не менее это он — из зеркала мне улыбается тот самый парнишка спортивного сложения, со светло-русыми волосами и пронзительными голубыми глазами. Американская улыбка в тридцать два зуба. Шесть футов два дюйма ростом. Хобби: девчонки, кино, скоростные автомобили.
Тот же парнишка, те же руки и ноги, почти то же лицо. Разве что взгляд чуточку посерьезнее — из-за перенесенных горестей и страданий. И подбородок чуточку порешительнее, — как-никак, предстоит спасать мир.
А в остальном тот же парнишка. Тот же — и совсем другой. Джек — и совсем не Джек.
Кем же я стал? Не знаю. Может быть, Даркон знает обо мне больше, чем я сам? Похоже на то. А зверюшки, с которыми он хочет меня познакомить, не те ли самые, которые отгрызли руку капитану «Лизабетты»?
В дверь трижды тихонько стучат. Тук, тук, тук. Тьфу ты. Помню я этот стук. Не было печали.
Открываю дверь. На пороге стоит Кайли, одетая как с весьма игривой рекламы нарядного дамского белья.
— Можно мне поучаствовать в общем веселье?
— Особого веселья тут нет, я один, — с трудом выдавливаю я, глядя, как она переступает порог и затворяет за собой дверь. — Что это на тебе надето… если можно так выразиться?
— Я называю это «тонг-саронг», — отвечает она и улыбается так, что от этой улыбки растаял бы дворец Снежной королевы.
Это она кокетничает? Или дразнится? Ничего себе «тонг-саронг»!
— А что? Тебе не нравится мой наряд?
— Он как-то не оставляет никакой свободы воображению.
— Ну, значит, воображение у тебя небогатое, — мурлычет Кайли. — Мне кажется, мы с тобой еще совсем не все друг дружке показали.
Она оценивающе мерит меня взглядом, словно решая, в какой я весовой категории.
— Ты про кого-то забыла, — говорю.
— Про кого это?
— Про Даркона.
Кайли пожимает плечами. Подходит поближе.
— Нам он сейчас ни к чему.
— А по-моему, это важно. Вы давно вместе?
— Не очень. Познакомились в Испании. В ночном клубе. — Щебеча, Кайли не забывает обшарить глазами все углы. Что она высматривает? Скрытые камеры и микрофоны? Если она боится, что за нами следят, зачем она со мной кокетничает?
— Он пригласил меня на свою яхту. Девушке неудобно отказаться от такого приглашения.
— А потом он, видимо, пригласил тебя на свой остров. И опять было неудобно отказаться, да?
— Ну, мне стало любопытно, — хихикнув, признается Кайли. — В первый раз познакомилась с парнем, у которого собственный остров.
— А теперь у него собственная ты, правда? Не хочу нарушать границы частных владений.
Кайли мотает головой, и белокурые кудри так и танцуют.
— А вот и нет, Джек, я только своя собственная. Больше ничья. Я вольный дух.
Чтобы доказать это, она пускается в беспечный пляс. Кружится, делает пируэт и оказывается ко мне вплотную. И поет:
— Я свободна! Свободна, как ветер! Прекрасна, как солнце! Как воздух, светла!
Теперь она стоит прямо передо мной. Перестает танцевать и, запыхавшись, излагает свою биографию:
— Выросла в прибрежном городке в Южной Калифорнии, где блондинкам позволено все! Хожу куда хочу, вожусь с кем хочу, беру от жизни все. Никогда не была чьей-то и сейчас только своя. Хочешь, докажу?
— Сомневаюсь, что Даркон… — начинаю я возражать.
— Нет, тебя все равно придется убеждать, — воркует Кайли. Приподнимается на цыпочки. Обнимает меня за шею. Обеими руками берет за волосы, ласково, но крепко, словно я щенок, которого надо учить уму-разуму.
Притягивает меня к себе. Целует в губы.
Мы целуемся, наверное, минуту. Я пытаюсь высвободиться, но не могу нащупать педаль тормоза.
Губы у нее мягкие и пухлые. Жаркое дыхание, ловкий язык. Целовать ее — все равно что попасть в эротический пылесос. Я никогда в жизни так не целовался.
Щека у нее мокрая. По ней катится слеза.
О чем же плачет эта белокурая богиня побережья? Неужели я так скверно целуюсь?
— Что случилось?
— Я думала, у нас будет больше времени, — шепчет в ответ Кайли.
— Для чего?
— Джек, будь очень осторожен. Это произойдет сегодня.
— Что произойдет?
Не успеваю я все выяснить, как с порога звучит голос, заставляющий нас отпрянуть друг от друга.
В дверях, не улыбаясь, стоит Даркон.
— Вижу, вы чувствуете себя как дома, — замечает он.
— Вообще-то вежливые люди стучатся, — не остаюсь я в долгу.
— В моем доме я решаю, что вежливо, а что нет. Идем, Джек. Кайли, я попрошу тебя сегодня не составлять нам компании. При сложившихся обстоятельствах мы будем слишком отвлекаться.
Кайли совершенно как новенькая. Ни следа слез и тоски. Все та же прелесть какая дурочка, шалунья с побережья.
— Ну и ладно, — беспечно бросает она. — Уже полдень, и знаешь, что это значит? Пора пить дайкири!
Ко мне она подтанцевала, а от меня уплывает, раскачиваясь, походкой манекенщицы.
Останавливается на пороге — прямо перед Дарконом.
Глядят друг на друга.
То ли с обидой.
То ли с вожделением.
