— Да, Местер! — произнес Энок и немедля стал тянуть мокрую веревочную лесенку через борт.
Вид у него был чуточку растерянный, и я это хорошо понимала. Я капельку поторопилась, жалеючи саму себя и жалеючи его. А не то я бы, пожалуй, ощутила укол дурной совести — ведь не используй я флейту отца, когда хотела прошмыгнуть тайком на борт корабля, он бы никогда «не забыл» про эту лесенку. И не заработал бы затрещину от Вороны. Однако меня одолевали собственные огорчения. Палуба неприятно колыхалась под моими ногами. Да и Ворона смотрел на меня с таким лицом, словно взвешивал, не будет ли проще бросить меня за борт.
— Что тебе здесь нужно? — спросил он.
Я не была уверена, что смогу объяснить ему… Пожав плечами, я не спускала глаз с досок палубы.
— Мне очень хотелось плыть вместе с вами, — пробормотала я.
— Тебе очень хотелось плыть вместе с нами, — повторил недоверчиво Ворона. — Какого дьявола… Ты думаешь, что это прогулка? Морское путешествие?
Я не произнесла ни слова в ответ.
— Стоит она чего-нибудь? — спросил Ворона, глядя на Нико.
— Что ты имеешь в виду? — сказал Нико.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Годится она на что-нибудь? Или, может быть, ее можно продать кому-нибудь?
На миг лицо Нико оцепенело.
— Мы не торгуем людьми! — как-то невыразительно ответил он. — Так далеко еще дело не зашло. — А потом добавил, сурово искривив рот: — Во всяком случае людьми, которые сами об этом не просили.
— А теперь слушай! — сказал Ворона. — Я только что швырнул по твоей милости фрахт стоимостью почти семьдесят марок серебра за борт. Так что от небольшого выкупа за эту девчонку я бы не отказался. Придется ли это его высокородию по вкусу?
Нико стоял тихо и смирно. Я заметила, что в нем пылает гнев, заставивший его напрячься, как пружина. Но он не дал воли своему гневу.
— Да, — медленно ответил он. — Она чего-нибудь да стоит. На самом деле немало! Так много, что, если ты попытаешься сотворить что-либо в этом духе, наш уговор мгновенно прекратится. Попытайся высчитать, во что тебе это обойдется.
Ворона прищурился:
— Вот как! Ну раз тебе так хочется…
— Да, это так!
— Ведь вы, молодой господин, должны мне значительную сумму. Весьма значительную!
— Ты получишь свои деньги.
Ворона медленно кивнул.
— Верь мне. Я так решил. Так и будет.
Я беспокойно переводила взгляд с одного на другого. Вся эта болтовня о деньгах! Ворона был наверняка тем человеком, который дорого берет за свои услуги. А у Нико денег нет. Что он станет делать, коли Ворона потребует плату?..
Нико пожал плечами так, словно сказанное не имело ни малейшего значения.
— Так и будет, — произнес он, коротко кивнув. — Таков был уговор, да. Но до поры до времени…
— Да, да! Раз девчонка так много значит для тебя. Но забирай ее вниз, под палубу, и позаботься о том, чтоб она не натворила бед…
— Кармиан может присмотреть за ней. Она не из таких, ее не проведешь.
Ворона неожиданно рассмеялся коротким смешком:
— Нет. А кто такая, в конце концов, Кармиан?
Кармиан
Дверной проем закрывала лишь занавеска. Хотя и не настоящая дверь, но Нико учтиво постучал вместо двери в стену.
— Кармиан?
Прошло некоторое время, прежде чем послышался ответ:
— Что тебе?
— Поговорить с тобой!
— Ладно! Мы что, снова разговариваем друг с другом?
— Кармиан, у меня нет времени на эту ерунду. Тебе нужно кое-что сделать для меня.
Занавеску рванули в сторону. В проеме двери стояла женщина, которая… Первое, на что падал взгляд, были волосы. Медно-золотистые, будто осенняя листва в самую прекрасную ее пору, и длинные, и волнистые, будто… Я никогда не видела русалку, однако же знаю теперь, что у них волосы точь-в-точь как у Кармиан. Затем я обратила внимание на ее мужские штаны.
Не потому, что я никогда прежде не видела женщину в мужских штанах. Иногда, когда им приходилось пускаться в дальний путь верхом либо тяжко трудиться, женщины Высокогорья могли, ясное дело, влезть в грубые полотняные штаны, что вечно были чуточку велики и поддерживались шнурком или поясом.
Штаны Кармиан — сразу видно — были сшиты по ее мерке и ничуть не велики ей. Они плотно облёгали ее статные ноги и бедра и завершались каким-то шнурованным лифом прямо под грудью. А грудь ее можно было немного видеть, ведь Кармиан не очень плотно застегнула рубашку.
Скрестив руки, она прислонилась к дверному косяку.
— Что могу я сделать для уважаемого господина? — спросила она, но по звукам ее голоса ясно было, что она ни капельки его не уважает. Она гневалась на него. Гневалась так, что ее серо-зеленые глаза сузились.
Нико взглянул на нее. Он не мог не заметить, как она зла, но сделал вид, словно все происходит как надо.
— Это Дина. Она явно решила начать свой новый жизненный путь зайцем. Тебе придется делить с ней каюту. И мне очень хочется, чтобы ты присматривала за ней. Держи ее здесь. Ворона не желает, чтоб она путалась под ногами.
Кармиан кинула на меня точь-в-точь такой же прищуренный взгляд, каким смотрела на Нико.
— Ага, значит, мне теперь быть еще и в няньках?
И вновь в голосе ее прозвучала едкая кислинка, и вновь Нико сделал вид, будто все в порядке.
— Спасибо! — только и произнес он. — Ведь это только на день или на два. — Он обратился ко мне: — Делай все, что скажет Кармиан, Дина! Останься с ней. Я не желаю видеть тебя на палубе. Понятно?
Нет! Не очень-то много я поняла. Кто были те люди, с которыми Нико вдруг так крепко подружился?
Ворона и корабельщики, которые ранили Каллана, да так, что я не знала, выживет ли он. А теперь эта… эта Кармиан! Она стояла там в штанах — они не были мужскими, — со своими русалочьими волосами и грудью… ясное дело, чтобы Нико посмотрел на нее, хотя она на него и злилась.
Я глядела прямо на Нико.
— Что ты станешь делать, если Каллан помрет? — спросила я.
И я увидела, что задела его жестоко, точно и уверенно, словно всадив в него нож, хотя у меня не было ни голоса, ни взгляда Пробуждающей Совесть.
Но ведь Нико редко давал сдачи. Даже теперь, когда он, стоя там, казался чужим и несчастным одновременно. А пахло от него так, будто он выпил лишнего куда больше обычного. Он даже не ответил. Он глядел только на Кармиан, а не на меня.
— Позаботься о ней! — сказал он. — Держи ее внизу, даже если тебе придется привязать ее, как собачонку. Я не желаю, чтобы с ней что-либо стряслось.