— Скользко! — сказал он. — Осторожно!
Я кивнула и тут же почувствовала, что чуточку покраснела. Он, пожалуй, думает, будто я так неуклюжа, что не в силах сделать двадцать шагов в снежной слякоти и не упасть. Ладно, спасибо ему, что не дал упасть лицом в грязь.
Он добыл нам две миски супа из репы у маленькой старушки, помешивавшей суп в котле, что был больше ее самой. Там стояло несколько грубо отесанных столов и скамей, но на них уже сидело столько людей, что я не хотела их теснить.
— А нам нельзя сесть где-нибудь в другом месте? — спросила я.
— Туда? — спросил он и показал одной из мисок в сторону. — На ствол дерева?
— Чудесно!
Мы немного посидели молча, поедая суп, вкусный, хотя, кроме репы, в нем ничего больше не было. Тано, во всяком случае, не пытался удрать при первой же возможности, подумала я. Но теперь он хотя бы не боялся.
— Как ты очутился здесь? — спросила я.
Он пожал плечами.
— Других мест, куда я мог бы направиться, было не так уж много, — сказал он. — Особенно после того, как я удрал из Драканы. Такие поступки не очень-то одобряют в Ордене Дракона.
Еще бы!
— Трудно было? — спросила я. — Ну, удрать?
— Нелегко! Мы ведь удирали вдвоем. А Имрик не так уж хорошо ходил.
Имрик! Мальчик, который размозжил ногу. Как раз этого Тано стыдился больше всего: он посулил присмотреть за Имриком, и все-таки дела пошли плохо! Ну точь-в точь как с девочкой — как ее звали? Милена? Нет, Миона, — и в ее беде Тано был не виноват. Беда с Имриком, как и беда с девочкой, случилась не по вине Тано.
— Ну и что ты сделал?
— Я нес его на руках. Целых два дня. Покуда нам не удалось увести ослика.
Я искоса поглядела на него. Ясное дело, он был силен, и после того, что я от Тано услышала, я знала: Имрик был худым и хрупким, но все же — два дня! Тано, должно быть, изнемог и под конец валился с ног от усталости.
— А где он теперь? Имрик?
— Он не мог по-настоящему справиться с жизнью в лесу. Но руки у него золотые, он хорошо владеет ими, и он старательный… Он помогает Вдове врачевать людей целебными травами. Ну, взвешивать их, запаковывать и прочее…
— Но здесь его нет?
Тано покачал головой:
— Как раз теперь они в селении неподалеку отсюда. Но это ненадолго, не на всех соседей можно положиться.
— Вас в семье двое? Вы с Имриком — братья?
— Нет! Но ни у него, ни у меня других родичей нет.
— Почему?
— Селение Орешков Брод… это там, где мы выросли… Туда, в селение, нагрянула хворь. Кое-кто говорил, будто она от животных, другие — от воды. Часть людей померла. Померли отец и мать Имрика и его милая сестренка. У меня самого осталась только мать. Но в конце концов и она померла. Так одиноко стало! А еще вдобавок селение передало нас с Имриком мелочному торговцу, а это кончилось тем, что он продал нас Вальдраку.
— Мой отец умер, — сказала я.
— Но ты знала его.
— Да. Немножко.
А Тано не мог сказать и этого.
— Если у меня будут дети, — тихо проговорил он, — я никогда не оставлю, не брошу их! Никогда!
Я подумала о том, как предан он был Имрику.
— О чем тут говорить! — сказала я. — Ты этого не сделаешь никогда.
Тут снова пошел снег. Я поставила миску на землю и потерла свои похолодевшие пальцы. И тут Тано сделал нечто такое… его поступок ошеломил меня. Тихо и спокойно, словно то было в порядке вещей, он взял мою руку в свою. Я попросту окаменела.
— Я тебе по душе? — застигнутая врасплох, спросила я.
— Может быть! Разве это плохо?
— Нет! Нет, просто я думала, ты ненавидел меня.
— Только иногда.
Я так и не поняла, была это шутка или нет. Казалось, снег вокруг нас стал падать медленней, чем минуту назад.
— А я тебе по душе? — спросил он.
И он посмотрел на меня. Посмотрел прямо в глаза, хотя знал, чего это могло ему стоить.
Я долго сидела с раскрытым от удивления ртом.
Потом кивнула:
— Да… Ты мне по душе.
Он откинул назад голову и засмеялся так, что его темные глаза искрились.
— Чего смеешься?
— Я не смеюсь!
— Нет, смеешься!
Он покачал головой. Но глаза его по-прежнему смеялись. Или, во всяком случае, улыбались.
— У тебя холодные пальцы! — сказал он.
— Так холодно же!
И тогда он, взяв мою руку и зажав ее своими руками, подышал на нее так, как это делают с малышами, у которых мерзнут пальчики.
— Мне пора обратно, к горну, — сказал он. — Мне по-прежнему недостает одной букли на щите.
— Ну что ж, раз тебе нужно!
Мне хотелось спросить его, что произошло, когда он посмотрел мне в глаза. Но я не посмела. Я сама осмеливалась лишь смотреть на него. Я была совсем сбита с толку. По душе я ему или нет? Почему он смеялся? Но, пожалуй, немножко я ему все же по душе. Пожалуй, никто не станет дышать девочке на пальцы, если она ему отвратительна.
Тано и «все» в лагере были правы. Уже назавтра Нико и Предводитель, Кармиан, Рикерт, Тано и несколько сотен людей, натерпевшихся от Дракана, выступили в поход и направились к Высокогорью.
И я с ними.
Нас было до смешного мало по сравнению с ратью Дракана. Разве там не было восьми тысяч ратных мужей, о которых говорил Нико? Трудно было представить себе, что бы мы могли сделать… Но у нас у всех был какой-то чудной настрой. Среди нас были люди, которые пели, покуда шли. И всех охватило ощущение того, что время ожидания кончилось.
— Они не очень-то разумны, — сказал Нико. — Если уж мой план был неразумен, что тогда этот?
— Укус осы, — произнес Предводитель. — Но даже если жалит оса, это может принести пользу, если жало вонзится куда надо.
Давин
Зловоние
Солнце стояло ныне низко. Нет, оно не просто садилось, оно стояло низко. И по-прежнему ничего не случалось.
Я плотнее натянул плащ Урсы на плечи и тихонько выругался. Я должен попытаться… Пока караульный занят раненым солдатом, я смог бы выскочить… Черт побери Ивайна с его словами «что-то случится»!
Драконья кровь бурлила во всем моем теле, и боли я не чувствовал. Но когда я попытался осторожно опереться на ногу, лодыжка по-прежнему не желала подчиняться мне. Как в таком случае мне сбежать? Ползти как можно быстрее изо всех сил?
