Воздух был холодным, в нем чувствовалось дыхание мороза, и мне подумалось, что пора бы уйти в дом, но не хотелось расставаться с мирной красотой. Я не замечала появления Джейми, пока он не укрыл тяжелыми полами плаща мои плечи. Я даже не сознавала, насколько стало холодно, и только прикосновение теплой и плотной шерстяной ткани дало мне почувствовать это по контрасту.
Руки Джейми обняли меня поверх плаща, и я прижалась к нему спиной, слегка дрожа.
— Мне даже из дома было видно, как ты дрожишь, — сказал он, взяв мои руки в свои. — Если не будешь беречься, схватишь простуду.
— А ты?
Я повернулась и посмотрела на него. Несмотря на усиливающийся холод, он чувствовал себя вполне уютно в одной рубашке и в килте, разве что нос чуть-чуть покраснел, свидетельствуя, что сейчас не один из теплых весенних вечеров.
— Я-то привык. У шотландцев не такая жидкая кровь, как у вас, южан с синими носами.
Он приподнял мой подбородок и поцеловал меня в нос. Я взяла его за уши, но он теперь избрал другую цель — пониже.
Это продолжалось достаточно времени, чтобы наши температуры сравнялись к тому моменту, как он меня отпустил. Горячая кровь шумела у меня в ушах, я откинулась назад, балансируя на перекладине забора. Ветер дул мне в затылок, отбрасывая на лицо пряди волос. Джейми забрал в руку волосы с моих плеч и, приподнимая, пропускал их между пальцами, так что лучи заходящего солнца просвечивали сквозь них.
— Вокруг твоей головы словно ореол, когда солнце освещает тебя вот так, — тихонько проговорил он. — Ангел, увенчанный золотом.
— Ты тоже, — ответила я, дотронувшись до его щеки, на которой отросшая бородка отливала янтарным светом. — Почему ты не сказал мне раньше?
Он сразу понял, о чем я. Одна бровь взлетела вверх, он улыбнулся; одна половина лица освещена солнцем, другая — в тени.
— Я ведь знал, что ты не хочешь выходить за меня замуж. Я не имел никакого желания обременять тебя и тем более строить из себя дурака, сказав тебе об этом тогда, — ведь было ясно, что ты будешь спать со мной только по обету, данному против воли.
Он снова улыбнулся — белые зубы сверкнули в тени — и быстро произнес, предупреждая мой протест:
— Во всяком случае, в первый раз. У меня тоже есть гордость, женщина.
Я потянулась к нему и привлекла к себе близко-близко, закутав полами плаща. Он крепко обнял меня.
— Любовь моя, — шепнул он. — О любовь моя! Как я хочу тебя.
— Но ведь это не одно и то же, — сказала я. — Любить и желать, я имею в виду.
Джейми рассмеялся немного хрипло.
— Чертовски близко, англичаночка, во всяком случае, для меня.
Я чувствовала силу его желания, твердую и настойчивую. Внезапно он отступил и, протянув руки, снял меня с перекладины забора.
— Куда это мы идем? — спросила я.
Мы направлялись не к дому, а к сараям под вязами.
— Поищем сеновал.
Глава 28
ПОЦЕЛУИ И ПОДШТАННИКИ
Я постепенно нашла свое место в круговороте жизни имения. Дженни была уже не в состоянии совершать долгие обходы домов арендаторов, и я взялась посещать их сама, иногда в сопровождении молодого конюха, иногда вместе с Джейми или Айеном. Я брала с собой еду и лекарства, лечила больных как умела, давала советы профилактического или гигиенического порядка, которые воспринимались с разной степенью признательности.
В самом Лаллиброхе я либо занималась домашними делами, либо возилась на примыкающем к дому земельном участке, большей частью в саду, стараясь приносить пользу по мере сил. Кроме красивого маленького сада с цветником там был участок лекарственных трав и очень большой огород, где выращивали репу, капусту и тыквы.
Джейми поспевал повсюду: занимался в кабинете счетными книгами, работал с арендаторами на полях, с Айеном — в конюшне, наверстывая упущенное время. Как мне казалось, то было не только чувство долга и не только интерес к делу; вскоре мы должны были уехать, и Джейми хотел наладить все так, чтобы хозяйство шло своим порядком, пока он, вернее, пока мы не вернемся.
Я понимала, что ехать необходимо, но в мирном доме и на мирных землях Лаллиброха, в добросердечном общении с Дженни, Айеном и маленьким Джейми я чувствовала себя так, словно наконец-то очутилась дома.
Однажды утром после завтрака Джейми, встав из-за стола, объявил, что собирается на другой конец долины посмотреть лошадь, которую продает Мартин Мак. Дженни повернулась к нему от буфета, брови у нее сошлись на переносице.
— Джейми, ты считаешь, что это вполне безопасно? Месяц назад или около того по всей округе шныряли английские патрули.
Он пожал плечами и взял со спинки стула свою куртку.
— Я буду осторожен.
— Слушай, Джейми, — заговорил Айен, входя в комнату с охапкой дров для очага. — Ты не мог бы сходить нынче утром на мельницу? Джок был там вчера, говорит, с колесом что-то неладно. Я поглядел наскоро, но нам с Джоком не справиться. Думаю, там какой-то хлам попал в колесо, но это под водой.
Он легонько шлепнул себя по деревянной ноге и улыбнулся мне.
— Хожу-то я, слава богу, ничего и верхом езжу, но плавать не могу. Бью по воде и кручусь на месте, как плавучая золотомойка.
Джейми снова положил кафтан на стул, улыбаясь шутке Айена.
— Не о чем горевать, Айен, ведь зато тебе не придется провести утро в ледяной воде. Ладно, я схожу.
Он повернулся ко мне.
— А ты не хочешь прогуляться со мной, англичаночка? Утро прекрасное, ты можешь захватить с собой свою маленькую корзиночку. — Он бросил насмешливый взгляд на большущую плетеную корзину, которой я пользовалась для своих сборов. — Я пойду переоденусь. Вернусь через минуту.
И он взбежал по лестнице, перепрыгивая через три ступеньки. Мы с Айеном переглянулись. Если шурин Джейми и сожалел, что ему теперь недоступны такие прыжки и многое другое, то он этого не показывал и радостно любовался ловкостью Джейми.
— Как хорошо, что он вернулся, — сказал Айен.
— Мне очень хотелось бы, чтобы мы остались, — вырвалось у меня.
В добрых карих глазах появилась тревога.
— Но вы не сразу уедете?
— Нет, не сразу. Но надо бы уехать до того, как выпадет снег.
Джейми решил, что нам следует посетить Бьюли, главную резиденцию клана Фрэзеров. Возможно, его дед лорд Ловат сумеет помочь, а если нет, то хотя бы переправит нас во Францию.
Айен кивнул, соглашаясь.
— Да. Но у вас в запасе еще несколько недель.
Стоял великолепный ясный осенний день; воздух пьянил, а небо сияло такой голубизной, что в ней хотелось раствориться. Болтая о разных разностях, мы шли так медленно, что я успевала заметить поздно распустившиеся розы-эглантины и головки ворсянки.
