У Томаса больно сжалось сердце, когда он увидел выражение страха и вызова на ее лице. Неужели она считала его таким страшным человеком, что приходилось разыгрывать перед ним сцену, чтобы все скрыть? Решив обмануть его в этом деле, она создала прецедент и в будущем начнет скрывать все, что, по ее мнению, может ему не понравиться. Томас почувствовал, что его семейной жизни грозит опасность, поскольку их брачный союз осложнят мелкие притворства. В лучшем случае Кэтрин не откроет ему сокровенные думы и всегда будет что-то утаивать от него. Хотя в моменты страсти это делало жену более соблазнительной и разжигало новое желание завоевать и покорить ее, в семейной жизни, где надо хранить согласие, это предвещало большие неприятности.
Кэтрин заговорила первой, пытаясь дрожащим голосом успокоить мужа, что вызвало в нем душевную боль.
— Я не поднимаюсь по стремянке и не подвергаю себя опасности свалиться на пол. Слуги берут эти книги с полок и приносят мне. Я не поднимала ни один из этих тяжелых фолиантов и не сделала ничего такого, чтобы навредить ребенку.
— Я верю тебе.
Томас вошел и закрыл дверь, чтобы их разговор не подслушали.
— Пожалуйста, пойми меня, — молила она, не догадываясь, что как раз сейчас он хорошо понимает ее. — Я не могу бесцельно проводить свои дни. Я не могу сидеть сложа руки. Только представь, как улучшилось мое настроение с того дня, как я занялась этой работой. Ты это заметил, хотя и не догадался о причине. Мое здоровье тоже поправилось, позволяя мне с легким сердцем готовиться к родам, чего я не могла сказать раньше. Сопоставь все это с моими достижениями в этой библиотеке и позволь мне завершить эту работу. Осталось записать не более двадцати книг.
Спустя какое-то время он склонил голову.
— Я уступаю твоей просьбе, но что будет дальше?
— Что ты имеешь в виду? — неуверенным голосом спросила она.
— Когда ты справишься с этим, тебе покажется, будто время за те три месяца, что тебе придется лежать в постели, снова тянется страшно медленно. Значит, ты уже больше не сможешь петь, а твое здоровье снова ухудшится?
У нее на лбу засверкал выступивший пот. Кэтрин нервно вытерла его тыльной стороной ладони.
— За мной все еще останется обязанность следить за тем, чтобы в этом доме все было в порядке.
— Я готов взять эту обязанность на себя. — Он умолк, думая о том, как снова завоевать ее доверие. — Вместо этого я буду считать огромным одолжением, если ты поможешь мне дома подготовить книгу с моими лучшими рисунками мебели. Я давно хочу опубликовать ее. В ней будут отобраны лучшие образцы популярных готического, китайского и современных фасонов. Я уже нашел дня нее название: «Путеводитель джентльмена и краснодеревщика». Кэтрин, что скажешь? Ты готова стать моей правой рукой в этом предприятии?
Она ахнула от волнения, ее глаза засверкали.
— Да, Томас! Конечно, я согласна.
В последующие недели Кэтрин была полностью занята просмотром сотен рисунков Томаса, которые он сделал за ряд лет. Она разложила рисунки в отдельные стопки в соответствии с фасоном, функциональными целями и пригодностью к оттискам. Как только у Томаса появлялось свободное время, он помогал ей, и оба с удовольствием работали вместе над делом, которое станет долговременным предприятием. Кэтрин надеялась разобрать все рисунки к рождению ребенка, ибо затем ей придется посвятить все время чаду, а еще оставалось написать сотни писем, чтобы привлечь подписчиков, которые покроют огромные расходы, связанные с публикацией книги. Оттиски на медной печатной форме обойдутся по два фунта за штуку, а Матиас Дарли, которому предстояло заняться этой работой, согласился с тем, что следует использовать самую лучшую бумагу.
Томас решил, что «Путеводитель джентльмена и краснодеревщика» займет место рядом с великими книгами современности по архитектуре, а внешний вид должен соответствовать его содержанию.
Изабелла была в Болонье, когда получила от Кэтрин сообщение о том, какой новый поворот обрели события. Она тут же села за стол и в ответе написала, что ее имя должно возглавить список подписчиков. Она подумала, какое удовольствие испытает, став обладательницей книги с великолепными рисунками Томаса.
В Болонье, как и в других местах, где они останавливались, Эми всегда умудрялась откуда-то доставать горячую воду и в некоторой степени смягчать впечатление от беспорядка и грязи в постоялых дворах и гостиницах, и держала под рукой запасы постельного белья, чтобы в случае необходимости заменить простыни сомнительной чистоты. Эми старалась, как могла, но ей каждый день через силу приходилось не обращать внимания на грязные руки, подававшие еду, толстый слой жира на посуде, следы пальцев на бокалах, плохо вымытые салаты, от которых можно было ожидать самые неприятные сюрпризы. Эми дрожала от холода и страха, когда они пересекали Апеннины верхом на мулах, закрывала глаза при виде опасных обрывов, пока они ехали по неровным горным тропам, и тут же почувствовала тоску по дому, когда впервые увидела Рим, шпили и башни, над которыми возвышался огромный купол собора Св. Петра, остро напоминая о Лондоне и соборе Св. Павла.
Изабелла пробыла в Вечном городе дольше, чем намеревалась. Великолепие города пленило ее. Весна уступила место раннему лету, когда она решила нанести краткий визит в Неаполь по пути, ведшему в северном направлении к Флоренции. Пока они приближались к городу, Эми, сидевшая в открытом экипаже спиной к лошадям, даже не повернула головы, чтобы взглянуть на следующее место назначения, зная, что оно обрадует ее не больше, чем все другое, увиденное за рубежом. Переливавшийся белым и красно-коричневым цветами город казался жемчужиной посреди сочных виноградников и оливковых рощ, цветов и деревьев.
— Посмотри, Эми! Да посмотри же!
Эми оглянулась. Еще одно незнакомое место. На что тут смотреть? Она лишь надеялась, что вилла, которую ее госпожа сняла на то время, пока они будут жить во Флоренции, окажется чище и уютнее других гостиниц и постоялых дворов, в которых они останавливались.
Снять виллу Изабелле помог английский дипломат сэр Хорас Мэнн, который являлся чрезвычайным посланником при дворе великого герцога тосканского. Он был одним из немногих, кого Натаниел при жизни считал другом и долгие годы переписывался с ним. После смерти Натаниела Хорас считал в порядке вещей временами переписываться с его вдовой. Изабелла обрадовалась, увидев, что вилла похожа на большой дворец. Вилла стояла на левом берегу реки Арно, а на противоположном берегу виднелся впечатляющий дворец Корсини. Более того, сэр Хорас велел одному из своих чиновников подобрать лучшую прислугу в доме и вне дома и проверить, чтобы все было готово к ее приезду.
Изабелла не менее слуг обрадовалась возможности отдохнуть от путешествия и на время пожить в такой великолепной обстановке. Во Флоренции жило очень много англичан — одни прибыли сюда лечиться, другие преследовали коммерческие интересы или же работали в посольстве, некоторых к городу влекли художественные вкусы, — почти ко всем постоянно наведывались соотечественники. Вскоре Изабелла начала получать множество приглашений, которые могли бы целиком заполнить все ее дни. Распаковали все ее платья, включая те, которые она купила в Париже — из многоцветных шелков, атласа и кружев. Они пополнились шалями, рюшами, веерами и драгоценностями, которые Изабелла приобретала в разных местах во время путешествия, а также очаровательной венецианской треуголкой из бархата с белой кружевной мантильей, которая завязывалась под подбородком. Изабелла надела ее вместе с черной маской из атласа и белым платьем с кринолином, усеянным стеклянными бусами, во время маскарада, который состоялся вечером после ее приезда во Флоренцию. Это ослепительное и веселое мероприятие, устроенное в резиденции сэра Хораса рядом с мостом Святой Троицы было не лучшим развлечением для новичка во Флоренции, ибо все надели маски, причем каждая встреча представляла собой тайну. Изабеллу приметили из-за ее поразительного наряда, но поскольку маску нельзя было снимать до полуночи, все гадали, кто она, кроме сэра Хораса, которому каждый гость представлялся лично. Поэтому Изабелла удивилась, когда он подвел к ней высокого человека как раз в тот момент, когда она покидала бальный зал вместе с группой людей, с которыми танцевала.