Мысли путались и рвались. Я не хотела думать, не хотела вспоминать. Я надежно заперлась в своей комнате, разозленный Фернандо уже наверняка вернулся к себе, так что я могу чувстовать себя в безопасности. Сейчас я заставлю себя встать и умыться, а потом, может быть, немного почитаю до тех пор, пока не почувствую сонливость.
Кажется, я уже начала приподниматься, когда почувствовала, что меня грубо тянут вверх и поворачивают. Широко раскрытыми глазами я уставилась в разгневанное лицо Блейза Давенанта.
– Какого черта вы там делали? Вам что, действительно нравится подобное обращение? В таком случае надо было об этом предупредить, моя крошка, и я вынужден был бы подчиниться!
– Блейз! – Я подумала о нем и даже почувствовала его присутствие раньше, чем он ко мне прикоснулся. Только инстинкт, существовавший задолго до моего появления на свет – а вовсе не доводы рассудка, – заставил меня твердо, не моргая, взглянуть в его глаза. – Я выходила потому, что… потому, что вы были с Мари-Клэр, и я… я хотела…
– Я знаю, – неожиданно сказал он, заставив меня сразу умолкнуть. – Триста, будь проклята твоя душа ведьмы… Я знаю! Я не был с Мари-Клэр, потому что ломал голову над тем, что ты собираешься делать со своим драгоценным Фернандо. – И затем, как будто собираясь ослабить эффект от своих слов, он коротко, цинично рассмеялся: – Дьявол! Наверно, каждый мужчина хоть раз в жизни ведет себя как законченный дурак – и я не исключение. Никак не могу решить, что заставляет меня тебя защищать – отцовский инстинкт или какой-нибудь другой. И мне очень жаль, что ты решила подарить свою драгоценную девственность именно мне и что я ее взял.
Еще не договорив, Блейз начал яростно тянуть шелковые шнуры, которые держали занавески на кровати. И когда наконец его усилия увенчались успехом, мы оказались вдвоем в полутьме нашего собственного мира, где время перестает существовать и не существует запретов на любые изъявления чувств – их свободно дарят и свободно принимают.
В темноте я осмелела и принялась исследовать и пробовать на вкус его тело. В то же время я отдалась прикосновениям его пальцев, губ и языка. Мы вели себя как слепые – на ощупь открывая новые миры, выступы и впадины. Наконец я ощутила, что он готов и ждет. На мгновение мы оба застыли, а затем он начал двигаться, заполняя все пустоты. И тут я почувствовала, что взрываюсь и несусь лавиной, сметая все границы, – как река, разлившаяся после дождя.
Глава 10
Должно быть, я все еще находилась в зыбком полусне, когда Блейз покинул меня. Или я просто вообразила себе его внезапное появление в запертой изнутри комнате? И все, что случилось потом? Возможно, потому, что я не хотела смотреть в лицо жестокой реальности, я только сонно пробормотала какой-то неопределенный протест и этим ограничилась:
– Ммм-ммм?
– Спи… любимая.
То ли он в самом деле прошептал мне эти слова, то ли они были частью сна, как и нежные поцелуи, которыми он коснулся моих губ и висков? Пойму ли я когда-нибудь, как человек может быть то бесчувственным и жестоким, то таким мягким и заботливым? А я? Что за дикий порыв (или примитивный инстинкт) толкнул меня к нему, заставив почувствовать, что, предлагая себя вовсе не приятному мне незнакомцу, я совершаю нечто абсолютно естественное и даже предопределенное? Возможно, я слишком начиталась старых книг, древних мифов и легенд. А может быть, я и в самом деле ведьма? Я ведь ощущаю вещи, которых не постигаю разумом.
Тогда во мне было еще слишком много детского – несмотря на проснувшееся во мне женское начало. Мы с Блейзом встретились слишком рано, и он понял это значительно быстрее, чем я.
Ну конечно! Он был старше и гораздо опытнее – и наглядно мне это продемонстрировал. И он был не способен на какие-либо подлинные чувства, слишком занятый собственными перевоплощениями, чтобы быть самим собой! Мне лучше расстаться с иллюзиями сейчас же, пока я еще способна на это. Возможно, потом будет слишком поздно.
Да, здравые мысли, возникающие после пробуждения, решительно отличаются от чувств, навеваемых сном, непрочных, как паутина, и рожденных лишь воображением! Сны – это сны, а реальность – это то, в чем мы живем день за днем. И чем скорее мы это понимаем, тем лучше!
Именно моя подруга Мари-Клэр первой напомнила мне об этом. Я лежала поперек своей пришедшей в полный беспорядок постели, совершенно голая, если не считать простыни. Должно быть, это Блейз, уходя, накрыл меня ею. Я так и спала, погрузившись в сладкое беспамятство, пока занавески на кровати не раздвинулись и недовольный голос Мари-Клэр не вернул меня к действительности:
– А! Теперь я могу убедиться в этом собственными глазами! Тебе повезло, что именно я, а не твоя драгоценная тетя Чэрити, только что торжественно прибывшая, обнаружила тебя в таком виде!
– Ради Бога, Мари-Клэр! Не могла бы ты в столь ранний час хоть немного побыть француженкой? И…
– И? И что? Похоже, Триста, что я действительно тебе друг – хоть ты и сыграла со мной скверную шутку сегодня ночью. Ты должна была сказать мне, моя дорогая, что последние несколько дней лежала не только под солнцем! Ты же знаешь, что я не стану ревновать. Я достаточно разбираюсь в мужчинах, особенно в мужчинах подобного типа – хотя по твоему пораженному взгляду, бедное дитя, я вижу, что ты их вряд ли понимаешь! Разве ты должна относиться к нему всерьез только потому, что он тебя соблазнил?
– Подожди! Подожди, Мари-Клэр! О чем ты говоришь? Я не… Я не собиралась… Ты делаешь выводы… – Я непроизвольно прижала руки к ушам, чтобы не слышать ее резких слов. Я чувствовала себя как ребенок, застигнутый на месте преступления.
– О, ради Бога, Триста! Знаешь, передо мной-то не надо оправдываться! Я сержусь не из-за того, что ты кое-что позволила себе с Блейзом Давенантом, а потому, что ничего не сказала мне, своей лучшей подруге! Думаешь, я против? Зная Блейза, я готова предположить, что ему очень понравилось бы иметь нас обеих в одной постели – и всеми мыслимыми способами! Он ведь как сатир! Ты не согласна? – Присев на край кровати, Мари-Клэр насмешливо смотрела на меня, улыбаясь нежно-розовыми губами.
Один Бог знает, что именно она прочла на моем лице, вернее, что я позволила ей прочитать. Я знала только, что, если не хочу потом чувствовать себя отвратительно, я не должна сейчас ей уступать – не должна дать почувствовать, какую боль Мари-Клэр причинила мне своими небрежно сказанными, насмешливыми словами. Она все смотрела на меня, приподняв брови, и я должна была… я должна была что-то ей сказать, или она в самом деле начнет думать, что…
– Ты еще не закончила? – услышала я свой голос. Слава Богу, он звучал совершенно спокойно. – О небо, ты наболтала столько нелепых вещей, что я так и не поняла, обвиняешь ты меня или сочувствуешь. А что касается… его… – Я не могла заставить себя выговорить имя Блейза, и Мари-Клэр почувствовала мои колебания.
– Ха! Нелепых вещей, говоришь? О боги! Тебе стоило бы видеть выражение своего лица, детка! Но какое мне дело до того, что ты пытаешься обмануть самое себя? По крайней мере я тебя предупредила! – Сказав это, Мари-Клэр вскочила. Глядя на меня сверху вниз, она коротко рассмеялась: – Мой бедный друг! Ты приготовилась к сцене ревности, а я тебя разочаровала. Ну да ладно! Блейз, пожалуй, понимает меня лучше, чем ты. Иначе почему бы он попросил именно меня передать тебе небольшой сувенир в память о днях, проведенных в такой романтической атмосфере? Вот!
