— Какая горячая обвинительная речь, милорд! Какая пространная тирада! Но, насколько припоминаю, убийства на Ратклиффской дороге совершались другом одной из несчастных семей.
— Да, и он кончил свой путь на виселице, но кое-кто утверждает, что у него были соучастники.
Люси сдавленно застонала, побледнев как полотно.
— Не стоит ли нам сменить тему беседы, милорд? — раздраженно бросила Амелия. — Я нахожу все это довольно утомительным.
Деверелл послушно замолчал. За окном сменялись пейзажи, но девушка безучастно отмечала лишь самые известные места, мимо которых они проезжали. Собор Святого Павла, перекресток Фаррингдона и Блэкфрайарз-роуд… А вот и Бикон-Хаус!
Трент поспешно открыл дверцу кареты, и Амелия, опершись на его руку и игнорируя помощь графа, спустилась по ступенькам и направилась к крыльцу.
Бакстер с непроницаемым лицом приветствовал молодых людей, взял у Амелии ротонду и, пробормотав, что леди Уинфорд отдыхает в нижней гостиной, обратился к Девереллу:
— Милорд, графиня будет рада видеть вас.
— Не сомневаюсь. Ах нет, мисс Кортленд, не стоит убегать так быстро. — Он поймал ее пальцы, сжал, не давая вырваться, растягивая губы в деланно-учтивой улыбке, за которой пряталась мрачная решимость. — Надеюсь, вы осчастливите нас своим обществом?
— Я должна отказаться, милорд, — пробормотала девушка, смело встретив его вызывающий взгляд. «Подбивает устроить сцену в присутствии Бакстера?» — События этого дня сильно меня утомили.
— И все же я настаиваю.
Отлично сознавая, что дворецкий навострил уши, Амелия постаралась воздержаться от дальнейших споров.
Деверелл способен на все. На любую пакость. Страшно подумать, что он сотворит, если она по-прежнему будет отказываться.
— Хорошо, милорд, поскольку, очевидно, у вас какие-то важные новости.
Она изнемогала от напряжения. Жар его ладони нестерпимо жег кожу… неприятное воспоминание о ночи в библиотеке, о его ужасных словах на следующий день.
Даже находиться рядом с ним — и то невыносимо тяжело: слишком свежи сердечные раны.
Деверелл распахнул дверь. Расстроенная девушка не заметила, куда идет, и спохватилась, лишь оказавшись в библиотеке, а вовсе не в гостиной, где ждала бабушка.
Но граф бесцеремонно подтолкнул ее вперед. Амелия чуть не упала и, едва дверь за ними закрылась, яростно набросилась на Деверелла:
— В чем дело, милорд?! Очевидно, вы хотите что-то сказать мне с глазу на глаз, поэтому поторопитесь. Я не желаю находиться с вами наедине.
Граф, скрестив руки на груди, прислонился к стене, обдавая ее синим льдом бесстрастного взгляда.
— Не слишком ли запоздалая предосторожность?
— Тут вы правы, — резко бросила она, — но никогда не поздно предотвратить очередное… происшествие.
— Считаете, что мне захочется повторить? — вкрадчиво рассмеялся он.
— Мне и думать об этом противно!
О Господи, что она ему сделала? Почему он так злобно преследует ее, искажает смысл любого слова… Хоть бы оставил в покое, она и так старается как можно реже попадаться ему на глаза…
Но Деверелл, похоже, вовсе не собирался оставлять ее в покое. Следил за ней, как кот за порхающей в саду птичкой, с ленивой уверенностью в том, что способен в любую минуту положить конец игре.
— Жаль.
Он словно раздевал ее бесстыдным взором, проникавшим, казалось, сквозь одежду.
— Мы оба сделали ошибку, мисс Кортленд, у которой могут быть последствия. Я готов принять на себя ответственность за них.
— Да неужели?
Амелия вопросительно склонила голову набок. Но он не отвернулся, не попытался извиниться, объяснить, посочувствовать. Но чего и ожидать от дьявола? Не тот он человек, чтобы честно признать свою вину или оправдываться.
— Разумеется.
Оттолкнувшись от двери, он нетерпеливо запустил пальцы в волосы. Амелия совершенно не к месту заметила, что они чересчур отросли и длинные пряди почти закрывают лоб, а сзади доходят едва не до воротничка, черными штрихами выделяясь на белоснежной ткани галстука, завязанного простым, но элегантным узлом.
— Если вы забеременеете, нужно сделать соответствующие распоряжения.
Забыв о галстуке, она снова воззрилась в беспощадное лицо собеседника. Почему ей самой это не пришло в голову? Он прав, все возможно.
— И какие же именно распоряжения вы имеете в виду, милорд Деверелл? — хладнокровно осведомилась она, хотя внутри бушевало раскаленное добела пламя ярости.
— В таких случаях наилучший выход — замужество, — сухо сообщил он, пожимая плечами, чем еще больше взбесил Амелию. — Уверен, что мы сможем найти вам подходящего супруга, из тех, кто не будет слишком сокрушаться по поводу вашей… неосторожности.
— Или того, что я преподнесу ему незаконного ребенка, не так ли?
Губы графа рассерженно сжались.
— Да, и если это окажется правдой, нужно признаться жениху заранее.
— Вижу, вы все предусмотрели.
— Не все. Зато составил список возможных кандидатов, хотя не исключаю, что вы предпочтете выбрать сами.
Чувствуя, что вот-вот взорвется, если заговорит громко или сделает резкое движение, Амелия медленно повернулась и направилась к камину. Вот здесь, на этом месте перед узким диванчиком, она лежала в его объятиях, потерявшая стыд, податливая, жаждущая его ласк. Это она помнила, помнила тепло его тела, жар огня и тревожный стук его сердца у ее обнаженной груди.
Когда это было? Два дня назад? Три? Целую вечность?
Всего несколько минут — и жизнь непоправимо испорчена…
Амелия вскинула голову. Как настороженно он глядит, словно боится, что она на него набросится. Но разве она может представлять серьезную угрозу ему, такому сильному, высокому, ловкому, закаленному в боях? Нет, чисто физическая сила зачастую бесполезна там, где имеется лучшее оружие женщины. Ее язык.
— Вам не кажется, милорд, что человек, не способный решать за себя, вряд ли имеет право определять судьбу других? Я не настолько глупа, чтобы считать, будто вы, имея крайне сомнительную репутацию, смеете судить меня! Если я не ошибаюсь, несколько лет назад весь Лондон кипел слухами о чужой жене, дуэли и последующем самоубийстве мужа-рогоносца! Так почему же я должна доверять вам свою жизнь, если вы так бездарно испортили свою собственную?
На несколько мгновений граф, казалось, потерял дар «речи. В ушах девушки шумела кровь, часы на каминной полке оглушительно тикали, древесная смола, попадая на огонь, злобно шипела.
— Спрячь когти, тигренок, — вымолвил он наконец, но, судя по окаменевшему лицу и выдвинутой вперед челюсти, уколы попали в цель. — Мы говорим не обо мне. О вас.
