Пока Бакстер посылал Трента за наемным экипажем, Холт подошел к двери. По изразцам вестибюля застучали каблучки графини.
— Но, Холт, погоди! — повелительно воскликнула она. — Все это очень странно! Разве ты не ко мне приезжал?
— Нет, — ответил он, надевая с помощью Бакстера теплый каррик
[12]
. — Я хотел видеть мисс Кортленд.
— Вот как! — воскликнула графиня с ангельской улыбкой, осветившей ее лицо. — Превосходно.
Холт хмуро уставился на дворецкого:
— Интересно, Бакстер, как это вам всегда удается уловить тот момент, когда я собираюсь распрощаться?
Бакстер спокойно встретил его недовольный взгляд.
— Мне известно все, происходящее в этом доме, милорд.
— Неужели?
Граф поправил каррик, сунул пальцы в перчатки и усмехнулся:
— Значит, наверняка знаешь даже такое, что не считаешь нужным кому-то донести.
— Вероятно, милорд. Вполне возможно.
— Я всегда это подозревал. До свидания.
— Доброй вам ночи, милорд.
Что же, этого следовало ожидать. Бабушка куда проницательнее, чем старается показать, а Бакстер всегда славился наблюдательностью. Подробности ночи, проведенной с мисс Кортленд, очевидно, было решено держать в секрете. Бакстер ни за что не нанес бы своей хозяйке такого удара. Однако Холт начал подозревать, что бабушка вовсе не так удручена тем; казалось бы, ужасным фактом, что ее дорогая Ами завела с ним роман.
Значит, будет пытаться свести их — хотя бы потому, что после их брака Ами по-прежнему останется рядом. И это не так уж не правдоподобно: он сам видел, в какую зависимость от маленькой колонистки успела попасть бабка.
Господи, ну почему он позволил инстинктам взять над собой верх? Вот и не нажил ничего, кроме бед. Чертовски неприятно!
Ничего, злорадно думал он, милая мисс Кортленд целиком заслуживает того мужа, которого выберет.
Амелия, все еще дрожа от гнева и досады, металась по спальне, словно пойманный и запертый в клетке зверь.
Нет, скорее птичка. Так он сказал, и именно так она чувствует себя.
Да как он смеет вершить ее будущее, равнодушно и жестоко, будто она — одна из его лошадей или собак, которую ему взбрело в голову отдать или продать новому хозяину?! Она ошиблась в нем, непоправимо ошиблась, считая, что в нем есть порядочность и сострадание. Ни того ни другого. Он не делал секрета из того, что считает ее помехой, очередной проблемой, которую следует решить как можно скорее…
Господи, как она надеялась, что, возможно, сэр Алекс сумеет подать ей руку помощи, но и тут ничего не вышло. Какой идиоткой, должно быть, посчитал ее Деверелл! Хоть в одном ей повезло: неожиданное прибытие гостя помешало ей выложить сэру Алексу свой дурацкий план. Можно представить, каким бы посмешищем она себя выставила!
Теперь выхода не осталось. Яснее ясного, что ей придется решать свою судьбу, а не медлить в напрасной надежде на то, что какое-то чудо спасет ее от последствий непоправимого поступка.
Из мрачных размышлений девушку вывел легкий стук в дверь. Остановившись у камина, она попросила стучавшего войти, и в дверях появилась Люси.
— Мисс, принести вам ужин сюда? — с любопытством протараторила она. — Леди Уинфорд тревожится, что вы заболели, мисс Кортленд, и спрашивает, не спуститесь ли вниз, если головная боль прошла?
— Мне все еще нездоровится, Люси. Передай ее светлости, что я предпочитаю поужинать у себя в комнате, но обязательно навещу ее завтра утром.
До утра нужно обязательно придумать, что сказать бабушке… Нет, не стоит лукавить, она уже знает, что скажет. Что обязана сказать. Да разве у нее есть выбор?
Все отнято графом.
Конечно, куда легче жить как ни в чем не бывало, забыть ночь в библиотеке, притвориться, будто ничего не случилось. Но он не позволит ей и этого. Твердо вознамерился убрать ее из дома бабушки, навязать ненавистный брак, а если выжидать слишком долго, она окажется в ловушке. Нет, лучше самой сделать первый шаг. Да и как она может оставаться здесь после всего, что было? Граф, похоже, не вернется на службу, хотя побежденная армия Наполеона вернулась во Францию из Москвы, изрядно потрепанная, потеряв свыше пятисот тысяч солдат. Планам корсиканца нанесен сокрушительный удар, враги его торжествуют. Но даже при том, что война Британии и Америки в самом разгаре, граф остается в Лондоне. И подумать, что она когда-то считала его героем и спрашивала, как на него действует всеобщее восхищение!
Да, пора принимать решение. Больше ничего не остается, кроме как во всем признаться бабушке, а этого она не в силах сделать. Она опозорила себя, причем по собственной слабости, и не стоит ранить бабушку еще сильнее.
Господи, как она устала!
Девушка шагнула к окну и посмотрела на ночной сад.
Тонкий лунный луч пролег по дорожке, сверкал на кристалликах снега, таких чистых, белых, холодных… Амелия протянула руку, коснулась ледяного стекла, провела пальцем по раме. И вспомнила свой первый день в Лондоне. Она точно так же стояла у окна и смотрела на графа, пронзавшего смертоносной шпагой невидимого противника. Уже тогда Амелия подумала, что он беспощаден. Теперь же знала наверняка.
И даже не могла ненавидеть его за это.
Зажмурившись от боли, она принялась сочинять письмо дону Карлосу.
Дон Карлос де ла Рейн оглядывал погруженную в полумрак комнату, где на окнах висели тяжелые бархатные занавеси, а углы и обстановку скрывали темные тени.
Мадам Л'Эгль, как всегда осмотрительная и тактичная, провела его в это помещение на втором этаже «Клуба адского проклятия» и удалилась, оставив дожидаться английского связного. Тут было так тихо, что его дыхание звучало неестественно громко.
В комнату скользнула еще одна тень, в длинном плаще с капюшоном. Прозвучало негромкое приветствие.
Карлос напряг глаза, пытаясь разобрать черты лица неизвестного.
— Снимите чертов капюшон. Что-то уж больно мягок ваш голос, — потребовал он на плохом английском и немного растерялся, когда ему ответили на беглом испанском:
— Нет. Секретность — лучшая защита для нас обоих.
Вы получили информацию, которую от вас требовали?
— Да, но ничего особенно важного.
— Тем не менее давайте все, что принесли.
Дон Карлос полез в карман, извлек толстый пакет и протянул неизвестному. Из складок плаща протянулась рука и схватила пакет.
— Превосходно. Вы более ловки, чем мне казалось.
А насчет того, другого? Дело продвигается?
