— Это… больно? — шепотом спросила я.
Брок ответил не сразу. По его лицу я видела, что его так и подмывает соврать, но я смотрела ему в глаза и он наконец сдался.
— Да, — угрюмо кивнул он, — это больно. Очень больно. Его мучения будут длиться вечно. Но иначе нельзя. Если ты не избавишься от него, он высосет из тебя жизнь. Выбора нет: или ты, или он.
Брок сунул коробку мне в руки, повернулся и молча ушел. А я растерянно смотрела ему вслед, только сейчас осознав, что держу в руках средство заставить моего возлюбленного мучиться до скончания века.
Глава 38
Я внесла коробку в дом и поставила на кухонный стол. Потом, поколебавшись, сунула ее в чулан, на полку, где держала средства для мытья посуды и пару мышеловок, которые купила, да так и не решилась поставить. Здорово, мысленно хмыкнула я. У меня не хватило духу поставить мышеловку, чтобы изловить какую-то несчастную мышь, а тут я строю планы, как расставить ловушку человеку, которого я…
Люблю?
Люблю ли я Лайама? Я никогда не признавалась ему в любви. Да, я хотела его, и никогда не скрывала этого, но ни разу в жизни не сказала ему «Я люблю тебя».
Любила ли я его?
Три месяца мы были вместе: потрясающий секс, ужины при свечах, уютные вечера на диване перед телевизором, старые фильмы… — нам было хорошо. Но Любовь?..
Нет, это было что-то другое.
Я снова полезла в чулан — достала оттуда ведро, резиновые перчатки и бутылку с нашатырным спиртом, налила в ведро теплой воды, добавила стирального порошка и вышла на крыльцо. Мне до такой степени не хотелось думать о том, что мне предстоит, что я готова была заняться чем угодно… даже помыть крыльцо.
Я ожесточенно скребла и терла его до тех пор, пока из-под слоя грязи не показалась краска. Слезы, скатываясь по щекам, капали в ведро с грязной водой. Покончив с этим, я унесла ведро и мочалку на кухню, швырнула их в раковину, помыла и снова убрала в чулан. Потом вытащила коробку, которую отдал мне Брок, снова водрузила ее на стол и сняла с нее крышку. Вынув железные браслеты, я сунула их в карман джинсов, а ключ надела себе на шею наподобие медальона. Потом подумала и сунула его под майку и слегка поморщилась, почувствовав его ледяное прикосновение к коже. Ощущение было такое, словно на сердце легла холодная каменная плита.
Я отправилась в гостиную — не в библиотеку, где мы с Лайамом смотрели старые фильмы и занимались любовью, — села на диван и стала ждать.
Занимаясь уборкой, я изо всех сил старалась не думать о том, что мне предстоит, но стоило мне только сесть, как на меня вновь нахлынули сомнения. Что, если все это ошибка? — терзалась я. В конце концов, даже если инкуб вновь вышел на охоту, нет никаких доказательств, что это Лайам.
Вдруг я услышала, как в двери повернулся ключ. Господи… это же железный ключ и железный замок, спохватилась я. Будь Лайам инкубом, разве бы он смог взять в руки ключ?! Это открытие ошеломило меня до такой степени, что я уже ни о чем не могла думать. Счастливая, я пулей бросилась к дверям встречать его. Лайам, не замечая меня, запирал за собой дверь. Повернув ключ в замке, он привычным движением сунул ключ в бумажник — кожаный бумажник, — потом стащил кожаные перчатки, аккуратно сложил их и сунул в карман пальто. Я похолодела… Только сейчас до меня дошло, что за все это время Лайам ни разу не коснулся рукой ни ключа, ни замка на двери…
Лайам оглянулся. Темная прядь упала ему на лоб — словно какая-то черная птица распахнула крылья, чтобы я не могла видеть выражение его глаз. Лучи заходящего солнца, пробиваясь через витражное стекло над дверью, упали ему на щеку. Я невольно содрогнулась: мне показалось, что его щека измазана чем-то красным. Как будто он пил кровь, а потом утер губы рукавом.
— Калли? Я тебя не заметил. Что-то случилось? — нахмурился он. — У тебя такое лицо, словно ты увидела привидение.
Лайам шагнул ко мне, и я невольно попятилась.
— Эй, — слегка охрипшим голосом пробормотал он. — Что с тобой? Расстроилась, что я так поздно? Ты не получила мою эсэмэску?
— Получила, — сунув руки в карманы, пробормотала я. — Что хотела Лиз?
— Проклятие… я так и не понял. Знаешь, если честно, мне кажется, у нее начинается старческий склероз или она до сих пор не оправилась. Сначала она сказала, что ей, мол, хотелось обсудить со мной проект нескольких поэтических вечеров. Она составила список поэтов и хотела узнать, что я об этом думаю. Пришлось объяснить, что ни с кем из современных американских поэтов я лично не знаком. Потом ей позвонили — пришлось ждать, пока она договорит, — а после она взялась звонить кому-то из этих поэтов и попросила меня дождаться, пока обсудит с ними свою идею. Короче говоря, все это довольно странно… но почему ты на меня так смотришь?
Он снова шагнул ко мне — солнечный свет, преломляясь в голубом стекле витражного окна, сделал его лицо мертвенно-бледным — и протянул ко мне руки. Я знала — стоит ему только дотронуться до меня, и все будет кончено. Знала… и чувствовала, как начинаю таять под его взглядом. Сейчас он поцелует меня, а потом мы займемся любовью… прямо тут, на полу. «Ну и что, что он инкуб? — вдруг пронеслось у меня в голове. — Зато это мой инкуб!»
Стряхнув с себя оцепенение, я незаметно сунула руку в карман. В глазах Лайама вспыхнуло желание. Он потянулся ко мне… и тут я быстрым движением защелкнула на его руках железные браслеты.
То, что случилось потом, потрясло меня. Лайам вдруг как подрубленный рухнул на колени. Железные браслеты глухо брякнули, стукнувшись о деревянные половицы. Он попытался крикнуть, но захрипел, словно мое имя застряло у него как кость в горле.
— Отлично, — ледяным тоном бросила я. — Значит, ты в состоянии говорить. Это хорошо, потому что я надеюсь получить кое-какие объяснения.
Лайам поднял голову — медленно, как будто каждое движение давалось ему с мучительной болью — и посмотрел на меня. Глаза у него внезапно запали так, что стали похожи на глубокие ямы, до краев заполненные тьмой. Лицо, и до этого бледное, стало совсем прозрачным. Свет, падавший сквозь разноцветное витражное окно, делал его похожим на актера на сцене.
— Тебе известно… кто я… Какие еще объяснения… тебе нужны? — сквозь стиснутые зубы прохрипел он.
Я присела на корточки, чтобы заглянуть ему в глаза.
— Я хочу знать, почему ты выбрал меня и какую судьбу мне уготовил? Собирался высосать меня досуха, а потом отправился бы искать новую жертву?
Лайам медленно покачал головой — с трудом, словно смертельно раненное животное.
— Я тебя… не выбирал. Ты сама… выбрала меня. Ты… хотела меня. — Он сделал долгий, прерывистый вздох. Мне показалось, ему стало легче говорить. — Ты хотела меня… даже когда приказывала мне уйти… хотела до такой степени, что я смог обрести плоть. И ты жалела меня… из-за того, что случилось со мной. Я слышал, как ты ответила на мой вопрос…
