– Так не самые плохие поэты…
– Не самые! И неплохие! Но Клара вокруг себя собирает по большей части тех, кто им и другим таким же слепо подражает и норовит рифмовать «смерть» и «любовь», вот и весь их взгляд на искусство и его реформацию. Да и бог с ними, у тебя как дела?
– Меня зовут стать членом тайного общества! – От маменьки у меня секретов нет, и я ей рассказываю все подробности.
Более прочего маменьку повеселило постановление тайного общества не кокетничать с мужчинами.
– Нужно устроить тайное общество обучения кокетству! – предлагает она. – Не желаешь организовать?
– Ты считаешь, что я в этом вопросе много понимаю?
– Может, и немного, потому как тебе нужды в том нет никакой, но побольше, чем твои соученицы понимают в борьбе за права женщин.
– Кстати, а отчего бы нам не сходить на журфикс к Кларе Карловне? – Эта идея пришла мне в голову неожиданно, оттого и вопрос прозвучал не совсем к месту.
– Ты полагаешь, там будет интересно?
– Если не будет интересно, так забавно будет в любом случае. Ну и на Мережковских с Брюсовым взглянуть прелюбопытно.
– И как ты себе такой визит представляешь? – обеспокоилась маменька возможными осложнениями. – Инспектор ваш там навряд ли появится, но может оказаться человек, который сочтет правильным сообщить.
– И что с того?
– Как что? Вылетишь из гимназии с волчьим билетом
[7]
! А ты ведь про университет разговор заводила…
– Поеду учиться в Сорбонну или Оксфорд, если в России не дадут.
– Ну слава богу! А то я побоялась, что ты ответишь, мол, выйду замуж за Петра Александровича и обойдусь без университета.
– Замуж я, конечно, выйду. Очень может быть, что и за Петра Александровича. Но не в ближайшие пять лет! А в пятницу мы с тобой пойдем смотреть на декадентов
[8]
и прочих символистов
[9]
.
3
– Сударыня, там месье пришел, ждет вас.
Месье Дешан появился у нас несколько недель назад, и его появление оказалось слегка курьезным.
По возвращении в Москву маменька вдруг решила, что мне необходимо продолжить музыкальное образование, и пригласила преподавателей для занятий на фортепиано и пением. Продолжить – это, конечно, весьма сильно сказано, потому как я, в отличие от маменьки и дедушки, которые играли и пели очень хорошо, могла лишь наиграть одной рукой «Собачий вальс» и пропеть без сильной фальши пару детских песенок. Уж не знаю, что вышло бы, если бы у меня возникло желание заниматься этим всерьез, может, даже какие скромные успехи случились, но вся беда заключалась в том, что желания у меня не было. Ни малейшего. Открыто обижать маменьку мне не хотелось, вот я и сделала так, что оба преподавателя уже через пару недель признали меня совершенно не способной и отказались от занятий со мной. Правда, маменька догадалась, что все это неспроста, но и поняла, что насильно мил не будешь, и настаивать ни на чем не стала. Зато я подвела маменьку к мысли пригласить для занятий со мной мастера фехтования. Прежде всего, потому, что слишком хорошо запомнила, насколько мне недоставало умений в схватке с милейшим мистером Ю
[10]
. Ну и чтобы маменька могла успокоиться тем, что принимает участие в моем развитии. Тем более что она и сама всегда относилась ко всякому спорту и гимнастике очень хорошо и пусть принимала участие в наших с папенькой упражнениях нечасто, но зато с удовольствием.
Месье Дешана к нам в дом привел Антон Петрович, который слышал о нем от Алексея Юрьевича Никитина
[11]
. О чем он сразу же и сообщил, да тем и ограничился, справедливо полагая, что одной такой рекомендации достанет с избытком.
Да и сам вид учителя фехтования говорил о многом. Лет пятидесяти, с гривой седых волос до плеч и азартно торчащими в разные стороны острыми кончиками усов. Взгляд слегка ленивый, но ясно, что все до мельчайших деталей замечающий. А уж двигался он столь легко и грациозно, едва ли не танцуя, но притом весьма мужественно, что сразу вызывал уважение.
Маменька заговорила с месье по-французски, чем неожиданно привела его в сильное смущение.
– Ваша светлость, – сказал он и даже чуть покраснел, – я, само собой, могу поддержать разговор и на этом языке, но мой французский настолько уступает вашему, что мне будет неловко.
Настал черед маменьки удивляться.
– Я полагал, что Антон Петрович заранее рассказал вам обо мне, – ответил со вздохом на ее вопросительный взгляд месье Дешан, – но вижу, что это не так и что мне, пожалуй, стоит объяснить все сразу. Я француз только по фамилии, хотя мой прадед был самым настоящим французом. В Россию он пришел с армией императора Наполеона, но почти сразу попал в плен. А вскоре был пленен вторично – прекрасными глазами очаровательной русской женщины. Второй плен оказался для него пожизненным, во Францию он так и не вернулся, о чем никогда не жалел. Попытался заняться торговлей, но вскоре понял, что лучше всего у него выходит обучать искусству владения холодным оружием. Вот это занятие и стало в нашей семье фамильным промыслом. Сейчас же казаться иностранцем на этом поприще выгоднее, чем быть русским. Вот я и называю свою школу «Школой месье Дешана», хотя и был во Франции лишь однажды и недолго. Это с одной стороны. С другой – я хотя бы имею на то полное право, в отличие от многих иных, лишь выдающих себя за французов или итальянцев. Надеюсь, вы удовлетворены моими разъяснениями?
– Вполне!
– Если вы не против, мадам, то я хотел бы познакомиться с вашим ребенком и смею уверить: мне по силам сделать из него настоящего мужчину и рыцаря.
Получалось, что Антон Петрович не только нам не рассказал ничего о месье Дешане, но и ему ничего не объяснил.
