Помимо банковского счета имелись у нее ценные бумаги на сумму около двухсот тысяч рублей ассигнациями
[66]
. Очень и очень немалые деньги!
В резюме по этому поводу есть любопытная и не до конца мне понятная пометка: переданы на хранение в казначейство. Но уж точно не эта пометка меня смущала. И не финансы ее сына.
Отец большую часть своих капиталов завещал напрямую сыну, но с целым рядом условий. Первое – опека над этими капиталами поручалась супруге. Семену Борисовичу же полагались лишь ежемесячные выплаты. До окончания гимназии по десять рублей ежемесячно. В случае поступления на учебу в университет эти выплаты возрастали троекратно, плюс к этому ему трижды в год – на Рождество, на Пасху и на именины – выдавалось по сто рублей и еще такую же сумму он мог снять раз в год в случае необходимости. При вступлении в брак все выплаты удваивались, а при рождении ребенка он вступал в полноправное владение своим капиталом.
По мне, очень разумно. Вот и мой папенька поступил сходным образом, разве что условий в его завещании было меньше.
Я представила себе, что на те деньги, которые имелись в распоряжении Семена Ясеня на сегодняшний день, вполне возможна приличная жизнь в столицах и просто-таки замечательная в Томске. Мы вот вдвоем с дедушкой некоторое время проживали в Томске на его жалованье театрального суфлера, составлявшее всего-то четырнадцать рублей, и то благодаря очень успешному выступлению труппы. Безбедно проживали, были сыты, обуты и одеты. А как только жалованье в театре стали платить и мне, посчитали себя едва ли не богачами. Тут же студент Ясень получал полные тридцать рублей ежемесячно на себя одного. И от трехсот до четырехсот рублей за год дополнительно. Это и для Москвы немалые деньги.
Но урок завершился, а я так ничего толком и не сообразила. Вышла в коридор, ко мне тут же подошли Эрисман и Огнева, и мы принялись обсуждать предстоящее наше выступление, а точнее, гадать, что же за сюрприз задумала по этому поводу моя маменька. И тут за моей спиной в коридоре раздался топот грубых сапог. Я не особо на это обратила внимание, даже не стала бы оборачиваться, но подруги как-то разом умолкли, а Огнева сделалась бледнее бумаги. Пришлось посмотреть, что же их так напугало.
По коридору в сопровождении швейцара двигались двое мужчин. Один был облачен в синий жандармский мундир, и это его сапоги производили такой не подходящий для женской гимназии звук. Второй был в цивильном, пальто распахнуто, на голове котелок серого цвета, в руках трость. Двигались все трое в нашем направлении.
– Вот это и есть госпожа Бестужева, – указал на меня швейцар, отводя взгляд в сторону.
– Госпожа Бестужева Дарья Владимировна? – счел нужным уточнить котелок.
– Точно так, – ответила я.
– Извольте проследовать с нами! – пророкатал синий мундир.
– Да в чем дело, господа! – не совладав с дрожью в голосе, спросила Огнева. – Извольте объясниться!
Мужчина в штатском сдвинул тростью котелок на затылок, улыбнулся вполне миролюбиво и вкрадчиво ответил:
– Не можем знать, сударыня, в чем тут дело.
– Так зачем же вы хотите арестовать госпожу Бестужеву? – не унялась Огнева.
– Да кто тут сказал про арест? – удивился котелок.
– Да уж! – вступил в разговор человек в мундире. – Про арест сказано не было. А объясняться нам не в чем. У нас приказ, мы его исполняем.
Я сразу решила, что мои попытки вести расследования не остались без внимания. Так что сейчас мне устроят выговор и потребуют не совать нос не в свои дела. Для пущей острастки сделают это непосредственно в охранном отделении. Или, что тоже не стоит исключать, потребуют разъяснений в связи с находкой вчера орудия убийства. Мы с мальчиками, как ни старались остаться незамеченными и ни привлечь внимания, могли и не достичь этой цели. В общем, я ничуть не испугалась, напротив, улыбнулась представителям жандармского корпуса и сказала:
– Господа проводят меня в гардеробную?
– Это всенепременно! – воскликнул тип в котелке, отправляя его тростью, закинутой за спину, в нормальное положение.
А то, что Зинаида с Александрой сейчас бледны, меня только радовало. Пусть побоятся как следует, буду наперед знать, что тайные общества не игрушка.
Возле гимназии нас поджидал кабриолет с поднятым верхом и жандармом на козлах. Мужчина в котелке подал мне руку, помогая сесть, и я на нее оперлась и даже поблагодарила. И мы покатили в Гнездниковский переулок.
– Так ни о чем и не спросите, барышня? – ухмыльнулся котелок, когда мы в полном молчании проехали пару кварталов.
– Так вы же, сударь, сказали, что о причинах не знаете, а лишь исполняете приказ.
– Вот видишь, Тарас Степанович, барышни нынче пошли с крепкими нервами и тебя совсем не боятся!
– С чего бы им меня пужаться? Я человек тихий… – пророкотал синий мундир.
– Не считая громогласности и жуткого топота, тобой производимого, – рассмеялся котелок.
– А это ничего. При моем росте не топать никак не выходит. И голосом не обижен. Ты, Фролов, пострашнее меня человек будешь.
Я мысленно с ним согласилась. Тарас Степанович, невзирая на могучее телосложение и высокий рост, страшным не выглядел. Да и лицом простоват, бесхитростен. А вот господин Фролов точно хитер как лис. И взгляд у него до жути цепкий. Хорошо хоть сейчас он смотрит дружелюбно, так и то кажется, что видит тебя насквозь. И руки у него очень сильные. Дойди дело до схватки, как раз его я стала бы опасаться в первую очередь.
– Уговорил, – согласился Фролов. – И все же, сударыня, неужто вас совсем ничто не беспокоит?
– Что же меня может беспокоить?
– Да хоть бы место, куда мы едем! Чай, не всякий день там бываете.
– У вас ни разу не была. Но уверена, что ваше отделение мало чем отличается от всех прочих полицейских учреждений.
– Вот те номер! – Фролов вновь сдвинул тростью свой головной убор на затылок. – Так вам доводилось бывать в полиции?
– Доводилось и не раз. Я вот даже в Скотланд-Ярде бывала этим летом, – уж не знаю отчего, но мне захотелось этим похвастаться.
– Брешете! – воскликнул, а по правде сказать, рявкнул на всю улицу Тарас Степанович, напугав и возницу, и лошадей, и прохожих поблизости.
– Степаныч хотел сказать «Не может быть!», – сделав серьезное лицо, поправил сослуживца господин Фролов.
– Отчего не может? – очень спокойно отозвалась я. – Очень может быть.
– А в каком же качестве вы там были?
– В качестве свидетеля.
– Расскажите, если не секрет.
– Был убит наш соотечественник, и у него похитили дорогое ожерелье. Вот когда преступника арестовали, нас и приглашали опознать эту вещь.
