– Ох! – вздохнул обвинитель. – И сколько вы таких мест осмотрели, господин свидетель?
– Мест мы осмотрели множество, но подходящих, чтобы спрятать там кинжал, было одиннадцать.
– И вы уверены, что ничего не перепутали? То есть не перепутали одно такое важное для вас место с другим?
– Да уж уверен, будьте спокойны. Мы же не просто там лазали по щелям и углам всяким, а все записывали в реестр.
– Скажите, пожалуйста, а вас господин адвокат как-то наставлял, перед тем как вызвать в суд? Ну, подсказывал или объяснял, как вы себя должны вести?
– Обязательно, – закивал Васька. – Это ж не простое дело в суде отвечать. Он нам все разъяснил.
– И что конкретно он вам говорил?
– Чтобы держались смело. Если станут смеяться над нами, так не обращали на то внимания. Это первое. И чтобы не вздумали приврать чего по глупости! Только одну правду говорили и ничего кроме. Все, больше ничего не велел!
Пожалуй, на этом было бы можно допрос мальчишек и завершить, но это было бы несправедливо по отношению к третьему участнику сыскной группы. Прохор Антипов по сути не сказал ничего нового, но умудрился повернуть все так, что у него запросили предоставить суду и реестр потайных мест, и приметы преступника, ими записанные. Что он и проделал с важным видом.
Не скажу за присяжных, но публика уже была полностью на стороне мальчишек.
– И все же, не пойму, куда вы клоните, господин адвокат? – спросил судья Осипа Ивановича. – Я повторюсь, но кинжал, подброшенный – согласен, вы это убедительно доказали – этим господином во двор дома, не является орудием убийства.
– А вас совсем не интересует цель, с которой он был подброшен?
– Интересует, но боюсь, что выяснение этого вопроса в очередной раз уведет нас далеко в сторону от сути дела и попусту затянет время.
– Защите тоже не хотелось бы уходить в сторону и затягивать судебное разбирательство. Поэтому я позволю себе представить суду вот этот документ.
Он извлек из папки несколько листов бумаги.
– Это свидетельские показания Семена Борисовича Ясеня, пасынка покойной Людмилы Станиславовны Ясень. Коротко их суть сводится к тому, что в ночь убийства, непосредственно перед преступлением, он находился в квартире, принадлежавшей им, что у них произошла жуткая ссора с мачехой. И что отпечатки пальцев на кинжале, несомненно, принадлежат ему.
Пауза была долгой. Воспользовавшись ею, я стала всматриваться в те лица, которые представляли сейчас для меня самый большой интерес.
Барсуков, старавшийся держаться независимо и делавший вид, что все это его не касается, все же нахмурился и даже дернул щекой. Зато Михаил Юрьевич, уже при показаниях мальчишек обретший веселый вид, повеселел окончательно.
Первым пришел в себя прокурор.
– Вы, стало быть, встречались с господином Ясенем? – резко спросил он Осипа Ивановича.
– Да. Эти показания он написал собственноручно в моей конторе на прошлой неделе.
– То есть уже неделю назад вы знали, что исходя из этих показаний виновным в совершенном убийстве можно полагать именно его? И скрывали подозреваемого?
– Помилуйте, никто его не скрывал. Вот он здесь, в зале суда.
Все взоры обратились на сидевшего на дальней скамье Семена Ясеня. Тот побледнел, но взгляды все выдержал, глаз не отвел.
– Так это его я той ночью катал! – закричал с места извозчик. – Они вон как фигурами схожи, вот я и сомневался. Нет, ну точно этого, а не того!
Когда все стихло, адвокат обратился к прокурору:
– Если вы внимательно меня слушали, то мною было сказано, что ссора произошла непосредственно перед совершением преступления. Господин Ясень ушел, оставив свою мачеху живой и в полном здравии. Сразу после его ухода появляется подлинный и весьма хитроумный преступник, совершающий ужасное злодеяние – хладнокровное убийство госпожи Ясень. Почти при любом раскладе событий он оказывается в выигрыше. О приезде сына никому не известно, следовательно, шум ссоры и крики мужчины соседи и полиция почти наверное истолкуют как указание на то, что убийцей является мой подзащитный. Таким образом, племянник обвиняется в убийстве, а сын становится объектом шантажа – ведь достаточно сообщить о том, что господин Ясень в ночь убийства пребывал не только в Москве, но и даже в квартире своей матери, как главным подозреваемым станет уже он сам. А тут еще сам господин Ясень подбрасывает идею: во время ссоры он, пребывая в нервном возбуждении, хватается за все, что подвернется под руку, в том числе за кинжал господина Пушкина, и бросает оружие прямо на пол. Измазав кинжал в крови жертвы, преступник получает в руки улику, способную сыграть хоть против одного, хоть против другого. С отпечатками пальцев – против господина Ясеня, со стертыми отпечатками – против господина Пушкина, как владельца кинжала. Несомненно, избавившись от настоящего орудия убийства, эту вещь преступник сохранил. Впрочем, и скорее всего, кинжал был взят с целью запугивания господина Ясеня, этакой вещью в крови его мачехи он был бы напуган много сильнее, чем любыми доводами и угрозами. Но дело приняло неожиданный оборот – господин Ясень попросту исчез! Шантажировать стало некого. Оставался еще план с подлогом, но несвоевременное неожиданное появление сына и очевидного наследника, поверившего уже в то, что на него подозрения не падают, могло сыграть злую шутку, стать большой помехой в реализации очередного задуманного преступления. Скажем, господин Ясень мог бы сам обратиться за своим наследством, опередив преступника. И именно для того, чтобы бросить на него подозрения в убийстве, а следовательно, и воспрепятствовать ему, местному дворнику был подброшен кинжал, заранее измазанный кровью жертвы и с его отпечатками пальцев. Неужто всего сказанного мною сейчас не достаточно, чтобы понять, кто на данный момент является главным подозреваемым в этом страшном убийстве?
42
Осип Иванович оказался прав в отношении Семена Ясеня, отсутствие денег заставило его выйти в люди.
Приехав из Томска, он страшно боялся идти домой, зная скверный характер Людмилы Станиславовны, перед которой к тому же чувствовал себя виноватым. Узнав случайно с год тому назад, что она ему не мать, он сильно этой новости удивился, но поначалу счел правильным ничем этого знания не проявлять. Но при очередной размолвке высказался в том духе, что настоящая мать к нему относилась бы с большим чувством, чем разобидел мачеху до слез. У него самого после смерти отца сильно испортился характер, да и Людмила Станиславовна с той поры стала еще несдержаннее, так что встреча предстояла нелегкой. А тут еще это его дурацкое обвинение в ее адрес, не имевшее ни единого повода, но породившее сильную обиду, да плюс ко всему повод для прибытия его в Москву, связанный с карточными долгами!
Обратиться за деньгами ему было больше не к кому, но идти с такой просьбой сразу он себя заставить не смог. Снял номер в гостинице, долго колебался. Вспомнил о горничной, с которой отношения у него сохранились ровные, и отправился к ней. Где и познакомился с Артемом Барсуковым. Тот предложил составить ему компанию в ожидании часа, когда разойдутся гости. Сели в ресторане, заказывал и платил Барсуков. К моменту, когда за ними зашла Елизавета, Семен Ясень был сильно пьян. Оттого и случился скандал, одно его появление в таком виде сильно разозлило мачеху. Он ушел в свою комнату, в которой сейчас проживал Михаил, где ему и попался под руку среди прочих вещей злополучный кинжал. Попытался вновь заговорить с Людмилой Станиславовной, вновь началась ссора. Забывшись, он выскочил на парадную лестницу и крикнул, что уходит из этого дома навсегда. Но тут Елизавета напомнила ему, что парадный вход ввиду ночного времени заперт, и ему пришлось убегать из собственного дома по черной лестнице.
