У Анны чуть не вырвалось: «Он же один из тех, кто создавал Израиль! Он стоял у истоков страны!» Господи, а если бы я не сдержалась и выпалила это вслух?!
— Много раз, — ответил Пол на вопрос Тео. — И до провозглашения государства, и после. — Он улыбнулся. — Очень рекомендую съездить. Особенно вам.
— Мы, вероятно, соберемся, — сказала Айрис. — Когда дети подрастут. Мой папа тоже многое делал, не непосредственно, а в финансовом плане. И мы все чувствуем некую причастность…
— Рад слышать, — отозвался Пол.
Она не так уж некрасива. Во всяком случае, красивее, чем я предполагал. Должно быть, замужество помогло. И держится с большим достоинством, и говорит очень складно. А какие глаза! Огромные, сияющие… Анна за все время не произнесла ни слова. Я, конечно, поступил скверно, нельзя было ее так пугать. Впрочем, она прекрасная актриса, никто и не заподозрит, что мы знакомы ближе, чем должно. И если на то пошло, я и сам неплохой актер: душа-то у меня в пятках, но никто этого не чувствует. Кроме Анны. Анна все понимает.
— Эй, молодежь, идите-ка потанцуйте, — велел Джозеф. — Не обращайте внимания на нас, стариков.
Айрис встала, положила руку на плечо Тео.
Этот человек. Этот человек и мама. Неужели папа ничего не замечает?
Минуту спустя к столу подошел Малоун.
— Нас с тобой желает видеть мистер Хикс, — сказал он Джозефу. — Он ждет нас в кабинете.
Джозеф, извинившись, ушел; остальные тоже поднялись танцевать. Анна и Пол остались одни.
Впервые за вечер он взглянул ей в глаза.
— Анна… Пятнадцать лет, — помолчав, произнес он.
— Пол! Ты мог бы хоть предупредить…
— Я поступил необдуманно. Прости. Никто из нас не застрахован от ошибок.
Она не ответила. Шея и щеки горели; ее душил жар.
— Я прочел в газете об открытии санатория и понял: ты тут будешь. И она, возможно, тоже.
— Что ты о ней скажешь?
— Похорошела, изменилась. Но по-прежнему сложная натура. И закрытая. Кстати, она так меня разглядывала. Похоже, я ее очень занимаю.
— В каком смысле? — быстро спросила Анна.
Пол задумался.
— Ничего конкретного. Просто я ощущаю ее интерес, любопытство.
— Она удачно вышла замуж. Ей пошло на пользу.
— Я прочитал объявление о ее замужестве.
— Твоя мать одобрила бы этот брак. По принципу социальной принадлежности.
— Ты бьешь ниже пояса. Нарочно, Анна?
— Возможно. — Да, ей захотелось его уязвить, она не удержалась. — Тео родом из Вены, из очень известной, знатной семьи… Только семьи уже нет, все погибли. А были знатные, богатые люди. Он учился в Кембридже и…
— Прекрасно, все это очень впечатляет. А человек-то он какой?
— Чудесный, добрый человек. Они очень счастливы.
— Значит, твои беспокойства позади?
— Ну, похоже, Айрис все-таки встала на ноги. Это радует, а радости продлевают жизнь.
— У них трое детей?
— Да. Два мальчика. Очень смышленые, особенно старший, Стив. С ним иногда приходится тяжко: во всем разбирается, все понимает… И девочка, Лора. Она просто прелесть, ангел… — Анна умолкла.
Лицо Пола — тонкое, напряженное, благородное лицо — вдруг замкнулось. И она поняла, что рассказ о детях — хотя Пол спросил сам — затронул очень больное место, открытую рану.
— Дальше, — сказал он.
— Что — дальше?
— Продолжай. Расскажи все, что произошло за это время. За пятнадцать лет.
Впору заплакать. Ей так его жаль.
— Произошло одно-единственное чудо. Пять лет назад к нам вернулся Эрик. Ему скоро восемнадцать.
— Эрик?
— Сын Мори.
— Я рад за тебя, Анна. И за Джозефа. Знаешь, — печально произнес он, — Джозеф очень хороший. Его нельзя не любить. Я что-то сегодня совсем запутался…
— Я тоже, — сказала Анна. Губы ее дрогнули.
Пол отвернулся.
— Анна, любимая моя, я тебя расстроил. Несправедливо с моей стороны причинять тебе боль. Да еще на людях.
— Несправедливо, — повторила она.
Он оглядел танцующие пары:
— С кем это Айрис? — У Айрис и Тео были новые партнеры.
— Это один из сыновей Малоуна.
— Красивый экземпляр.
— Малоуны все «экземпляры». Один здоровее и красивее другого.
— Ты бы хотела иметь много детей, верно?
Она тихонько вздохнула.
— Ты так заслуживаешь счастья, Анна. Уж на детей-то судьба могла бы не поскупиться…
— Кто знает, что такое счастье?..
Он не ответил. Ее вдруг охватило ощущение нереальности. Они сидят вместе за столом, разговаривают у всех на глазах! Они не виделись пятнадцать лет, она тоже ничего о нем не знает, и все-таки это Пол, такой близкий, такой родной. Ей вдруг захотелось узнать все — заполнить все пробелы и провалы.
— Анна, что ты там видишь, в пустоте? Ты словно не здесь, а где-то за тридевять земель.
— Нет-нет, я здесь и думаю о тебе. Пытаюсь представить, как ты живешь, но вместо этого мелькают кабинеты, корабли, самолеты, ты мечешься, бросаешься то туда, то сюда… Я хочу узнать хоть что-нибудь о твоей жизни.
— Ты описала ее очень точно. Я много езжу — куда пожелаю. В прошлом году мне захотелось отдохнуть, и я отправился в Марокко, путешествовал по Атласским горам. Потрясающее место.
— Все это вокруг тебя, но не о тебе.
— Н-да, я ловко уворачиваюсь от прямых вопросов. — Он помрачнел. — Ну что же, обо мне так обо мне. — Он решительно затушил едва начатую сигарету. — Мы с женой… короче, между нами нет ничего плохого. Но и ничего особенно хорошего. Ее родители живут на Палм-Бич. Она в основном тоже. Я это место терпеть не могу и бываю там весьма редко. Я работаю и люблю свою работу. С женщинами все очень просто: выбираю какую захочу. Но они ничего для меня не значат. — Он поднял глаза: — Я не могу забыть тебя, Анна. Я все время думаю о тебе.
— Мне очень больно, — прошептала она. — Больно, что ты несчастлив.
Он снова закурил и откашлялся, словно у него пересохло в горле.
— Можно, конечно, пофилософствовать на эту тему и задать тебе встречный вопрос: кто знает, Анна, что такое счастье? И если оно есть, почему мы уверены, что вправе на него рассчитывать? Абстрактные вопросы, но вовсе не бессмысленные. Ответов я не знаю. Я запутался, Анна. Меня гложет чувство вины, я злюсь — сам не знаю на кого. Может, на судьбу? Или на себя. Прошло столько лет, я должен был бы забыть тебя, но…
— Я все понимаю, — пробормотала она.
