Эрик засмеялся:
— Девушка? Нет.
— Тоже хорошо. Не стоит связывать себя слишком рано… А возвращаясь к работе, скажи, ты никогда не думал заняться чем-нибудь другим? Не идти на фирму к деду?
— Да нет. У меня нет каких-то особых желаний. А почему ты спрашиваешь?
— Сейчас объясню. Мне предложили потрясающую должность. Продвижение по службе. Так что я уезжаю на четыре-пять лет на Ближний Восток. Жить буду в Иране, а ездить — по всему региону.
— Вот это да! Шифры — коды — конспирация? Лоуренс Аравийский?
— Смейся, смейся. На самом деле там черт знает что делается, работы на всех хватит. Я должен привезти с собой пяток энергичных способных ребят, чтобы умели пахать не покладая рук. И я подумал о тебе. По моей рекомендации кандидатура пройдет без вопросов. — Крис закурил и, помолчав, спросил: — Ну, какие соображения?
— Что мне придется делать?
— Заключать сделки. Немного торговли, немного политики. Все, что захочешь. — Крис снова помолчал, а потом добавил: — Это сейчас самое интересное, самое фантастическое место на земном шаре. В буквальном смысле. Я там уже побывал и теперь прямо брежу Востоком. Стоит увидеть бедуина в куфе, верхом на верблюде…
Эрику мгновенно представился шумный красочный базар, лазурное небо… Он тряхнул головой, вернулся в чопорную атмосферу ресторана, к строгим костюмам, крахмальным скатертям, начищенному серебру. И улыбнулся буйству своего воображения.
— Звучит очень заманчиво, Крис, — осторожно произнес он. — Но все это слишком внезапно.
— Ну разумеется. Я и не жду немедленного ответа. На Рождество я приеду снова, и мы все подробно обсудим. Но я хочу, чтобы, принимая решение, ты помнил об одной — нет, о двух вещах. Во-первых, у таких компаний, как наша, твердое будущее, перспектива. А во-вторых, ты ведь хочешь стать писателем?
— Ну и что?
— Чтобы писать, надо найти тему. Узнать характеры, природу и культуру. Разобраться, в чем внутренний драматизм ситуации. Только представь, сколько всего ты увидишь и запомнишь там, на Ближнем Востоке! Будешь черпать из этого кладезя всю оставшуюся жизнь. А уж я позабочусь, чтобы тебе хватило времени для наблюдений.
И снова — внимательный, цепкий взгляд. Эрик ответил долгим и пристальным.
— Дед будет так… разочарован. И бабушка…
— Несомненно. Но они свои жизни прожили: свободно, по своему выбору. Теперь твой черед, верно? Когда-нибудь и мне придется отойти с дороги, чтобы не мешать сыновьям. Мне ведь скоро сорок два, не так уж мало. — Крис подозвал официанта, вытащил кошелек. — Мне пора на поезд, Эрик. Знаешь, здорово, что мы повидались. Я ведь очень по тебе скучаю. И когда тебя вижу, чувствую это еще острее. Ладно, поразмышляй обо всем хорошенько, не спеша. Я, честно говоря, думаю, что для тебя Ближний Восток был бы удачным началом. Началом чего-то важного. Ну, счастливо, я позвоню. Да — всем домашним привет.
Весь последний год он чувствовал, как приближается что-то незнакомое, неведомое под названием «взрослая» жизнь. Лишь немногие избранные твердо знают, что их удел медицина, право или инженерский кульман. Остальных же роднит безотчетное зябкое чувство. Не то чтобы страх. Скорее — предощущение. Они — на пороге мира, который не ждет их с распростертыми объятиями и, возможно, никогда не примет в свое лоно. Он попытался представить себя на службе: как будет приходить каждое утро, садиться за стол, беседовать с банкирами и брокерами, как будет ездить на огромную, шумную, беспорядочную стройку, из которой — уже в строжайшем порядке — вылупится еще один выводок одинаковых домов-коробочек. Ничего дурного ни в работе, ни в результате этой работы, разумеется, нет. Труд, достойный порядочного человека. Но — не то, что можно предвкушать с нетерпением, воплощать с наслаждением, а завершив, удовлетворенно вздохнуть и сказать: «Я исполнил дело моей жизни!» Нет, на это надеяться не приходится.
Поэтому он то и дело мысленно возвращался к предложению Криса.
Делиться он ни с кем в общем-то не собирался, но, приехав домой на День благодарения, неожиданно рассказал обо всем тете Айрис.
— Возможно, логика и здравый смысл тут ни при чем и меня просто обуяла жажда приключений, — закончил он.
— В жажде приключений тоже нет ничего плохого.
— Конечно. А главное, с тех пор, как Крис заронил мне в душу это семя, предстоящие стройки представляются все скучнее и скучнее.
Айрис медленно проговорила:
— Я особенно не задумывалась о твоем будущем, но всегда считала, что ты будешь писать. Не знаю уж как, в какой форме… Но ты мне видишься человеком творческим. Может, потому, что и у твоего отца, и у меня было смутное желание что-то сделать со словами… Только ни у него, ни у меня не открылось настоящего дара. А у тебя он, по-моему, есть.
— Но нельзя же просто снять комнату, купить пишущую машинку и засесть за книгу, — возразил Эрик и, перефразируя слова Криса, добавил: — Сначала надо пожить и накопить материал. Иначе писать будет не о чем.
— Верно. К тому же сейчас мы обсуждаем не твою писательскую стезю. Хотя не исключено, что твой дядя прав и все это окажется тесно связанным.
— Ты уходишь от ответа. Я все-таки хочу знать: думать мне об этом предложении или позабыть вовсе?
— Иными словами: вправе ли ты огорчить моих родителей? Ведь ты спрашиваешь именно об этом?
— Прости. Тебе, наверное, трудно быть объективной.
— Отчего же? Наоборот. С одной стороны, я как никто понимаю, какой это будет для них удар. С другой — знаю, что ты прежде всего человек, а уж потом чей-то любимый внук. — Айрис вздохнула. — Так что решай сам. Ты вправе выбирать свой путь.
Эрик печально кивнул:
— Только, пожалуйста, никому не говори. Даже дяде Тео. Чтобы разобраться, чего я хочу, нужно время.
— Никому ни слова. Обещаю.
Перед самым Рождеством они с Крисом встретились в том же ресторане.
— Я ничего не решил, — признался Эрик.
Крис удивился:
— В чем загвоздка?
— Да у меня дед с Наной из головы не выходят. Он же приводил меня в офис и всех там оповестил, что с осени я начинаю работать. Даже кабинет мне выделил. А она купила офорты на стены — про первых американских поселенцев.
Крис поднял руку, открыл было рот, но Эрик не дал себя прервать.
— Я знаю, ты скажешь, что это моя жизнь и я должен строить ее без оглядки на кого бы то ни было. И это правда. Но дело слишком серьезное, и я не могу решать так скоропалительно.
— Послушай, — произнес наконец Крис, — подъезжай в середине недели еще разок. Я договорюсь о встрече с людьми, которые меня туда посылают. Ты сможешь задать любые вопросы, чтобы не принимать решение исключительно с моих слов. Только запомни одну деталь… — Он понизил голос и метнул взгляд на соседний столик. — Пиши свою фамилию, как раньше: Фриман. Хорошо? Звучит на американский лад. Я им уже дал в списке эту фамилию.