Мама права. Все, что Айрис слышала о лагере, подтверждает: там будет плохо. Привычное так далеко: родной дом, книги, комната, а ты в палате с пятью девчонками, от которых пощады не жди… Ни за что!
В прошлом году у нее была подруга, Эми, маленькая тихая девочка, вроде самой Айрис. Они ходили друг к дружке в гости «с ночевкой» — с субботы на воскресенье. Писали вместе стихи. Подруги — водой не разольешь. Летом Эми уехала в лагерь, а Айрис — на Лонг-Бич, с родителями. Как же ждала она встречи с Эми!
«Я за лето написала много новых стихов», — поделилась она с Эми в первый учебный день.
«Глупости все это, — презрительно и громко, чтобы все слышали, сказала Эми. — Я это стихоплетство давно переросла».
И обиженная, оскорбленная до глубины души Айрис вдруг поняла, что Эми переменилась, стала, как «те», как все. На переменках она теперь проходит мимо Айрис не здороваясь. И дружит с Марси. У Марси длинные косы, мальчишки очень любят их дергать. Эми и Марси специально смеются погромче, чтобы они подошли и спросили: «Чего веселитесь?» Эти тупицы всегда ловятся на удочку, не понимают, что девчонки просто хотят привлечь их внимание.
— Странно, — говорит меж тем папа. — Двое детей, и такие разные! Одно воспитание, одни родители, и такие разные дети!
Да, верно. Мори заседает в совете школы, играет в баскетбол. Пока в младшей группе, но скоро, уже на следующий год, его возьмут в сборную, которая будет отстаивать честь школы на соревнованиях с другими частными школами. Все всегда удивляются, узнав, что Айрис доводится Мори сестрой. Только взрослые умело скрывают удивление, а ребята в школе — нет.
«Не может быть! Ты — сестра Мори Фридмана?!» — говорят они.
Однажды девочка из ее класса подошла к Мори после баскетбольной игры и спросила в лоб: «Ты правда ее брат? Она не врет?»
«Правда. — Мори был очень удивлен. — Конечно, брат, кто же еще?»
— Мори похож на моих братьев, — говорит мама. — Особенно на Эли. Очень, очень похож.
У мамы на туалетном столике стоят увеличенные фотокарточки ее родных, которые живут в Европе. Дядя Дан с круглолицей женой, вокруг полдюжины ребятишек. Дядя Эли с женой стоят на лыжах около какого-то домика в горах, с крыши свисают сосульки. Рядом их дочка, тоже на лыжах. Ее зовут Лизл. Они с Айрис одногодки. У Лизл длинные белокурые волосы — такие светлые, даже не верится, что настоящие. От Лизл и ее родителей исходят сияние и радость, точно от солнца. Айрис любит сравнивать людей с разными предметами. В ее голове вечно роятся сравнения. Вот, например, Элен и Маргарита похожи на кукурузные початки: длинные, тощие, с большими желтыми зубами.
Интересно, у других бывают такие мысли? И вообще, есть на земле кто-нибудь, кто думает и чувствует, как я?
Голоса родителей становятся тише. Она вытягивает шею: не пропустить бы важное.
— Считается, что он первоклассный детский врач. Он смотрел ее очень внимательно.
— Ну и что он сказал?
— Ничего особенного. Вполне здорова. Бледненькая, худенькая, но ничем не больна. Слишком нервная, но это мы и без врача знаем.
— Она такая впечатлительная! Представляешь, что она спросила меня в прошлое воскресенье, когда мы гуляли? «Папа, — говорит, — ты когда-нибудь задумывался, что весь ты сделан из праха других людей, которые умерли сотни лет назад? Как ты считаешь, ты бы им понравился?» Анна, представляешь? Девятилетний ребенок!
— Да, она думающая девочка. Необычная.
— Знаешь, когда ей было несколько недель от роду, я то и дело заходил взглянуть на нее. Тянуло, понимаешь? Она была такая беспомощная… Мори таким не был. Он был крепкий, здоровый, есть требовал. А она!.. Я, бывало, постою, пойду к двери и — не могу уйти, возвращаюсь к кроватке. Я, помнится, еще тогда думал, что жить этой девочке будет нелегко.
Мама молчит. Во всяком случае, Айрис ее голоса не слышит.
И снова папин голос:
— Анна! Я так ее люблю, больше жизни! Но почему она не похожа на тебя? Будь она, как ты, люди бы к ней потянулись, потеплели.
— Руфь на днях сказала, что Айрис из тех гадких утят, что выправляются с годами. По-моему, она права.
— Она и вправду некрасива?
— Ну, о своем ребенке судить трудно. Но красавицей ее, безусловно, не назовешь.
Некрасива. Некрасива. Все равно что: ты неизлечимо больна. Ты никогда не встанешь с постели. Все равно что: тебе осталось жить месяц. Ты скоро умрешь. Вот, значит, в чем дело. Вот что думают обо мне люди.
Папа вдруг встрепенулся:
— Анна! Умерла миссис Вернер! Тут объявление в газете! «О безвременной потере скорбят муж Хорас, сын Пол и дочь Эвелин Джонас, проживающая в Кливленде».
— Я не знала.
— Надо проглядывать некрологи. Ей было всего шестьдесят! Рановато… Чем, интересно, она болела?
— Понятия не имею.
Вернер. У Айрис прекрасная память на имена и фамилии — раз услышав, она их не забывает. Этих Вернеров они с мамой встретили совсем недавно, на прошлой неделе, когда ездили покупать Айрис плащ. И седая дама, миссис Вернер, сказала маме, что тяжело больна! Почему же мама говорит неправду?
Они как раз выходили из магазина, и эта дама остановила маму: «Простите, ведь вы — Анна?» — «Да, я Анна. Здравствуйте, миссис Вернер». — «Пол, ты, разумеется, помнишь Анну?» — спросила дама.
Мужчина, очень высокий и очень похожий на даму — сразу видно, что сын, — чуть наклонил голову, произнес: «Разумеется», но больше не сказал ни слова.
Айрис очень понравилась дама, особенно — как она похвалила маму: «Вы всегда были красивы, а сейчас еще больше похорошели».
У мамы на щеках вдруг выступили красные пятна — такого Айрис прежде не видела. И повела мама себя не очень-то вежливо. Ее, Айрис, она учит благодарить за комплименты, а сама промолчала.
Потом миссис Вернер спросила: «Это ваша дочь?»
«Да, это Айрис», — сказала мама.
Айрис поздоровалась со всеми за руку и дважды сказала: «Очень приятно». Дама улыбнулась, а мужчина нет, только посмотрел на нее долго и пристально.
«Я вижу, жизнь ваша сложилась удачно, вы разбогатели». — Дама сказала это тихо и очень по-доброму.
«Да», — коротко ответила мама. Айрис опять удивилась. Обычно мама, встретив кого-нибудь на улице, говорит часами, не остановишь.
У дамы были очень красивые седые волосы, почти серебряные. И шуба, как у мамы. Глаза очень темные, почти черные, и круги под глазами черные. Она была явно нездорова.
«Мы переехали, сняли квартиру. У меня сердце пошаливает, совсем не могу ходить по лестницам. Но вы, Анна, чудесно выглядите и нисколько не постарели».
«Что вы… — отозвалась мама. — Постарела. На целую вечность!»
