Под огромным котлом пылало яростное пламя. Вода кипела и булькала, черный дым то поднимался к небесам, то, повинуясь порыву ветра, облизывал землю жаркими темными языками. Телохранители Трубача подносили и швыряли в огонь корзины и старые шкуры с сухим навозом, древесные ветки и колючий кустарник. Вокруг костра, утопая в дыму, мерно двигались полунагие воины, тешили Ррита пляской, подпрыгивали, вращали топоры и через каждые пять шагов испускали грозный вопль. Тысячи голосов вторили ему. «Шас-га!» – неслось над предгорьями и торговым трактом, «Шас-га!» – отдавалось эхом в ущельях и скалах, «Шас-га!» – звенело в ушах. Этот рев катился в пустыню океанским валом, и чудилось, что он достигнет берегов континента, перехлестнет морские проливы, долетит до Вритры, Намучи, Раху, Шамбары и даже до тех далеких островов, где в тишине и покое трудились Петр и Лейла Исаевы.
На холме, поодаль от котла, стоял лицом на юг Серый Трубач в рогатой короне. За ним теснились ближние к владыке люди: Кушта, Лиги-Рух и четверо других вождей, носивших титулы Опоры Очага, десяток битсу-акков – им полагалось воспеть великое событие, телохранители и колдуны – старый Сувига, Пу, Кизз-Лит и Тревельян. Перед ними, затопив прогалину и растянувшись до самой дороги и рубежа пустыни, бурлило войско – лес взлохмаченных голов, острия копий, шесты со знаками отрядов и племен. Все были здесь: Белые Плащи, Люди Песка и Люди Молота, Люди Ручья и Мечущие Камни, Зубы Наружу, Пришедшие С Края, Сыновья Ррита и другие кланы. Узколицые, серокожие, с длинными, почти до колен руками, с пальцами, похожими на когти хищной птицы, с космами темных волос, они казались карикатурой на людей: лоб с пигментными пятнами, слишком большие рты, слишком короткие губы, не закрывающие зубов, слишком мощные челюсти, и у некоторых по хребту тянется полоска шерсти. Кроме уродливой внешности были у шас-га и прочих местных обитателей другие отличия от землян: иное устройство голосовых связок, единственная, но очень крупная почка, плотный кожный покров, который защищал от солнечного излучения, особая микрофлора в кишечнике, что позволяло утилизировать воду и пищу с повышенным содержанием солей. В общем-то мелочи, если вспомнить о разнице между людьми и хапторами.
Было утро; Ракшас уже поднялся и залил светом горы и пустыню, гигантский красный диск Асура наполовину вылез над краем земли. День выдался тихим, жаркий южный ветер дул порывами, и по небу плыли к горам облака, чтобы пролиться дождем над огнедышащими вулканами и напитать ручьи и реки горькой водой. Небо было желтовато-серым, тучи – цвета пепла, цвета угля и остывшей лавы, и лишь одно облачко, неподвижное и крохотное, отливало белизной. Флаер, одолженный доктору Миллер, вернулся и висел теперь над холмом точно бабочка, запрятанная в кокон.
Серый Трубач простер руки к небесам, и степное воинство, в последний раз выдохнув: «Шас-га!» – замерло в молчании и тишине. Пляска у костра прекратилась, подносившие топливо швырнули в огонь последний хворост и корзины, шаманы, вожди и певцы повернулись к восходившим солнцам. Их владыка расправил плечи, напряг мускулы, со свистом втянул жаркий воздух и, раскрыв необъятную пасть, запрокинул голову. Мощный трубный звук вырвался из его горла, и тишина треснула и раскололась как хрупкое стекло. У шас-га сильный голос считался для вождя обязательным – в схватке между Очагами вожди старались перекричать друг друга и ободрить своих воинов. Наверняка Трубач был самым голосистым в северной степи, подумалось Тревельяну. Самым громким, самым хитрым и самым безжалостным…
Асур, вслед за Ракшасом, поднимался над землей, а вождь, жадно втягивая воздух, снова и снова исторгал все тот же хриплый грозный вопль. Его лицо потемнело, пигментные пятна налились кровью; в этот миг он не слал свои отряды в битву, но призывал небесных богов. Бааха, Бог Двух Солнц, и дети его Уанн и Ауккат обитали в высоких сферах, и только вождь мог привлечь их внимание к людям и земным заботам. Другое дело, Ррит – этот всегда являлся незваным, садился у костров и пожирал жизни воинов, детенышей и самок. Ррит наверняка уже был здесь, сидел у огромного котла в окружении духов и ждал положенной жертвы.
Когда Асур всплыл в знойное небо, Серый Трубач принялся выкрикивать свои вопросы божествам. Они раскатились над пустыней, сменив призывный трубный вопль, и тысячи шас-га слушали владыку в почтительном молчании.
Куда направить войско, к утреннему лику солнц или к вечернему?.. Где небесные братья пошлют удачу, в стране туфан или в стране ядугар?.. Защитят ли земного родича и слуг его от голода, даруют ли мясо, сладкую воду и траву для яххов?.. Позволят ли сломать хребты врагам, вырвать у них печень и сердце, разрушить селения и захватить колодцы?.. Сокрушить стены, которыми они огородились, вытоптать поля и сжечь шатры, выпить кровь их предводителей?..
Гремел хриплый голос Трубача, двигались в небесах светила, бурлила вода в огромном котле, а воины из Мечущих Камни уже гнали к костру нагих пленников. Должно быть, сотни две или три; кого полагалось бросить в кипящую воду, кого столкнуть в огонь, сломав перед тем хребет и ноги, кого освежевать на раскаленных камнях. Боги любили разнообразие – особенно Ррит, который жрал вареное и печеное, жареное и сырое.
Сняв свою корону, Серый Трубач вытер вспотевший лоб. Потом подал знак колдунам приблизиться, ибо духи и боги, предвкушая трапезу, уже могли заговорить. Считалось, что главных богов слышит владыка, а тех, что помельче, – колдуны, но это распределение функций, возникшее с приходом к власти Трубача, еще не сделалось обычаем. В прежние годы только ппаа общались с богами и духами и знали их волю – на радость собственным желудкам, ибо Очаг кормил их и поил, и ставил им шатры, и пригонял им жирных яххов. Но времена изменились не в лучшую сторону для ппаа – новый вождь, как было всем известно, конкурентов не терпел. Впрочем, колдуны могли услышать глас богов, но лишь такой, который не расходится с мнением владыки.
Сувига первым ринулся к вождю, но Тревельян оттолкнул его и прошипел:
– Сказано Великим: когда буду говорить с богами, ты, Айла, встанешь ближе всех. Не лезь вперед, старая шкура!
Он подошел к Трубачу и встал в двух шагах от владыки, на виду всего степного воинства. Сувиге пришлось занять позицию подальше; он принялся шептать проклятия, но сник под взглядом Тревельяна. Пу из Людей Ручья и Кизз-Лит из Людей Песка без возражений пристроились за старым колдуном; эти двое знали свое место.
– Ты обещал знамение, – произнес Трубач, повернувшись к Ивару.
– Не я, владыка, а небесный демон. – Краем глаза Тревельян следил, как воины выбирают первую жертву. – Думаю, знамение близится. И придет оно от Баахи и его детей.
– Ложь! – прохрипел Сувига. – Не будет никакого знамения! И тот дух – не от Баахи, а отродье Каммы!
– Разве ты не видел, как демон уходит на небо в белом облаке? – возразил Тревельян. – Или ты не веришь собственным глазам?
– Камма любит обманывать. Камма… – начал колдун, но Серый Трубач оборвал их препирательства, рявкнув:
– Закройте пасти, крысиная моча! – Он провел ладонью по лицу, отбросил назад волосы и уже спокойнее заметил: – Слова богов еще не пришли ко мне.
