– Ну, демократы, ну, ублюдки! Нас, боевых офицеров, за яйца подвесили, а эта шантрапа живет! Жрет, пьет, гуляет! – Внезапно он смолк, прищурил глаз и буркнул: – Ну, ничего, перезимуем. Перезимуем ведь Леха, а? Что они без нас? Блохи, болтуны… скачут туда-сюда, из кресла в кресло… А сила-то вот она где! – Влад стиснул огромный кулак. – А где сила, там и власть!
Каргин усмехнулся.
– Ты против демократии, Перфильич?
– Ни в коем случае. Видишь ли, я полагаю, что демократия и демократы – категории разные. Демократия – идея, и я обеими руками за! – Он вскинул вверх свои большие лапищи. – А на чем она стоит, демократия эта? Вовсе не на ворах-демократах, Лешка, и не на гребаных купцах-торговцах. На просвещенном народе стоит, на сильной армии и неподкупных судах… Еще – на президенте, которых «стрелков» своих верных не обижает…
– Вот обида в тебе и говорит, – заметил Каргин.
– Конечно, обида. За Россию!
«…сучка…» – послышалось в другом углу.
Щека Влада дернулась.
– Плохое ты место выбрал, Перфильич. Поговорить не дадут, – промолвил Каргин. – Могли бы у тебя в конторе встретиться. Есть ведь у тебя контора?
– Есть. – Влад разлил вино по стаканам. – И контора есть, и секретутка в приемной, такая, что ноги от ушей… Еще – три бухгалтера, учебный тир, инструктор по дзю-до и сейфы с пушками… Все имеется! Только, Алексей, мы ведь не даром здесь сидим. В пятнадцать тридцать придет человек, под крышу проситься будет. Большой купец, предприниматель, мать!.. Все Сокольники откупил, все тут его – качели-карусели, пруды, песочницы, шалманы и эта забегаловка… Весной желает рынок ставить, с продуктами и барахлом. В общем, на подъеме мужик, да братки мешают. Помочь ему надо. Само собою, не бесплатно, а за хорошую капусту. – Он опрокинул в глотку стакан и прохрипел: – Вот я и говорю: пять отделений есть, шестое смастерим. Бери, владей! И будет, Лешенька, власть твоя и воля от реки Яузы до железной дороги, и от Стромынки до Ростокинской!
– Выходит, вербуешь меня? Из «стрелков» в «варяги»?
– Ну а чего? Сокирянского не взял, Федорченко не взял, Бокия не взял, а тебя – со всей охотой! Ты молодой, резвый… – Перфильев взглянул на часы. – Минут через сорок явится клиент, я тебя представлю и скажу: вот, дорогой, твоя защита и опора, самая твердая власть! Прошу любить и жаловать! – Тут он заметил, что Каргин мрачнеет, и торопливо произнес: – Ты ведь рапорт уже подал, Леха? Мне Федорченко говорил… Не ошибся?
– Нет. Не ошибся.
– Ну и что делать-то думаешь? Чем кормиться? Из казармы тебя попрут, жилье купить – приличные деньги нужны, а ежели женишься, так и того побольше. Семья, брат, она…
Пышная официантка подплыла к их столику, и Перфильев смолк.
– Все съели, все выпили, молодые люди? Все, кроме водки? А Михал Михалыч велел, чтоб на столе у вас не пустовало. Еще по шашлычку? Вина? Коньяк есть молдавский, если хотите… севрюжки могу нарезать… салатик с крабами…
– Брось козлов обхаживать, маманька, нам тащи! – рявкнули из угла. – Крабов, бля, с севрюгой! И коньяк… Что молчала про коньяк, лахудра?
Перфильев начал приподниматься, не спуская взгляда с Каргина.
– Так идешь ко мне на службу, Алексей? Да или нет? Ежели идешь, так мебель вместе вынесем.
– Вынести я не прочь, а насчет службы извини, – Каргин развел руками. – Я уже завербовался. В Легион.
– А зря! – Резким движением Влад выплеснул водку в рот, крякнул и утерся рукавом. – Не дай бог пулю схлопочешь в Легионе, а тут… Ты погляди, от чего отказываешься… от какой власти, какого удовольствия!
Он словно перетек от стола к столу, вышиб стул под самым горластым бритоголовым и ткнул его пальцами под челюсть. Тот свалился как мешок с песком. Двое его приятелей вскочили – каждый на голову выше Перфильева.
Официантка ойкнула, стиснула в испуге руки, потом всем телом развернулась к Каргину.
– Вы… вы другу помочь не хотите?
– Я помогу, – сказал Каргин. – Их ведь выносить придется, а груз не маленький.
Влад отступил, явно не желая нанести ущерб посуде и столу. Противники ринулись за ним, столкнулись, правый получил коленом в пах, левый – кулаком по уху.
– Эй, папаша, двери отвори! – приказал Перфильев гардеробщику. – Щас гостей проводим… Х-ха!
Он заехал локтем под ребра тому, кто еще держался на ногах. Двое других валялись меж перевернутых стульев: один, распялив рот, пытался сделать вдох, другой стонал, схватившись за промежность.
Дверь широко распахнулась, морозный воздух хлынул в помещение, клубясь белесоватым паром. Выкрутив руку бритоголовому, Перфильев ловко направил его в дверной проем, дал прощального пинка, вернулся и примерился к стонавшему страдальцу. Взял за ворот, потащил, бросил, пробормотал: «Ну, тяжелый, гад!» – вцепился в ноги и все же выволок за дверь. Снова вернулся, крикнул гардеробщику: «Вещички им выбрось, папаша!» – приподнял последнего врага, подсунул стул ему под задницу и деловито осведомился:
– Рассчитываться будем или как?
– Падла… – выдохнул бритоголовый, – ну, падла…
– Ты еще не знаешь, какая я падла, – сообщил Перфильев. – Будет желание, так я вас всех закопаю, быстро и глубоко. И лопатка у меня с собой. Хочешь поглядеть?
Он полез за пазуху и вытащил пистолет. Глаза у бритоголового округлились. Будто загипнотизированный, он достал бумажник и, отсчитав пяток купюр, бросил рядом с тарелкой.
– А за беспокойство? – напомнил Перфильев. – За беспокойство где?
На стол легла еще одна банкнота.
– Мало! Ругань в общественных местах плюс оскорбление дамы… – Влад покосился на официантку, – …которая при исполнении. Опять же мои труды и раны… Видишь – во!.. – ссадина на кулаке! Так что выворачивай карманцы, да пошустрей.
– Больше нет, – прохрипел бритоголовый, опорожнив бумажник.
– Ну, на нет и суда нет… Пшел вон, гость дорогой!
Гость поспешно удалился, а Перфильев, подмигнув официантке, взиравшей на него в немом восхищении, осмотрел стол и произнес с довольным видом:
– Вот это чистая работа! Мебель цела, и ни единой плошки не побили… Никакого убытка заведению.
Чистая работа, согласился про себя Каргин. Однако не для «стрелка», который свое искусство уважает и по шалманам не геройствует. Тем более, за деньги.
Влад опустился на стул, вытянул ноги, кивнул официантке:
– Вас, кажется, Клавдией зовут, так? Принесите мне, Клашенька, рюмку водки, другу моему – вина, и нам обоим – пару шашлычков. И на столике том приберите… Чтобы порядок был, когда придет Михал Михалыч.
– Всенепременно, – проворковала официантка и ринулась исполнять заказ.
– Вовремя эти жлобы подвернулись, – сказал Перфильев, бросив взгляд на Каргина. – Отличная вышла демонстрация. Сейчас заявится купец-хозяин, девушка Клаша ему отрапортует, а мы капусту сострижем… После такого рапорта торговаться грех! – Он ухмыльнулся и, после недолгой паузы, спросил: – Ну, как? Берешь Сокольники под свою руку? За хорошие бабки?
