Бывают минуты, равные годам, когда человек стремительно взрослеет или стареет, отказывается от прежних мнений и идей, оценивает заново себя и свое место в Мироздании. Краткие мгновения, после которых ты уже не прежний, а иной, и эти перемены иногда пугающи, или радостны, или непонятны, и нужно время, чтобы разобраться, каким ты был и каким стал. Нечто подобное происходило сейчас с Каргиным, что-то рождалось в нем, что-то отмирало, и он, всматриваясь в туранские небеса, пытался сообразить, сколь велики потери и сколь значительны приобретения. «Теперь тебе надо быть вдвойне осторожным», – прошелестел в сознании голос Халлорана – подсказка, которой мудрая старость из века в век смиряет юный пыл.
Кажется, он начинал понимать.
Прежде он не колебался перед боем и твердо знал, что честь дороже жизни. Сейчас ситуация изменилась: сейчас была Кэти и будущий их ребенок, и жизнь Каргина принадлежала им. Точно так же, как жизнь Перфильева – его жене и дочери, и как, наверное, жизни остальных людей, Балабина, Азера, Флинта, Сергеева, достаточно зрелых, чтобы обзавестись потомством и принять за это полную ответственность. Жизнь на одной чаше весов, долг, честь, победа – на другой… Всегда ли эквивалентен обмен, всегда ли нужен? Это оставалось неясным, зависящим от обстоятельств и конкретных целей. Каргин чувствовал, что не может ответить на этот вопрос, и, более того, подозревал, что ответа просто не существует. Такие колебания не означали, что он утратил отвагу и решимость; они лишь были свидетельством того, что он становится старше и мудрее.
Зазвонил телефон, трубка рявкнула голосом Перфильева:
– Спускайся! Шутюр-баад
[40]
у подъезда! А в холле – рота пишущей братии!
Каргин сунул за пазуху футлярчик с дарами для президентской супруги, вышел и двинулся к лифту. Василий Балабин и Рудик пристроились за ним, кабинка поползла вниз, дверцы распахнулись.
Холл и правда был переполнен – фотокорреспонденты, телевидение, репортеры с микрофонами, местные газетчики, французы, турки, россияне и даже вроде бы один японец. Разноязыкая скороговорка, вспышки блицев и множество знакомых физиономий. Пробираясь вслед за Балабиным и Рудиком через эту толпу, Каргин приветственно делал ручкой, бросал короткие реплики и ослепительно улыбался. «Аргументы и факты», «Гарем», «Пари матч», «Туран гази», «Туран ватан», мадам Гульбахар из «Туран бишр»… Бак Флетчер, с огромным синяком под глазом, держался за чужими спинами, но тоже тянул микрофон.
– Мистер Керк, два слова… даже одно… вы направляетесь к президенту?
– Да.
– Кто инициатор этой встречи?
– Обе стороны, мадам.
– Главный обсуждаемый вопрос?
– Я уже говорил на пресс-концеренции: экспорт груш из Турана.
– Прошу вас, будьте серьезны!
– Я серьезен, как покойник.
– Будет рассматриваться вопрос о туранской нефти?
– Возможно.
– О туранском никеле?
– Не исключено.
– О меди?
– Медь вашу так! – пробормотал Каргин. – Кому она нужна, эта медь? Весь мир потребляет дешевый металл из Чили!
У самого порога к нему пробился Савельев, спецкор «Известий», и, тяжело отдуваясь, подмигнул:
– Дело касается российской военной техники?
Каргин подмигнул в ответ:
– Никоим образом. Мы собираемся обсудить идею насчет монумента… Помните – большой скала Ак-Пчак у самого лэйк?
Он вышел на улицу, к Перфильеву. У подьезда, прямо на тротуаре, стоял огромный белый «кадиллак» пятиметровой длины, а за ним – джип с хмурыми, разбойного вида крепышами, вооруженными до зубов. Задняя дверца машины была распахнута, и около нее переминался тощий, интеллигентного вида господин в светлой тройке и при галстуке.
– Что-то ты сегодня сияешь, – сказал Перфильев, пристраиваясь сбоку. – Шутюр-баад понравился?
– Что я, президентских тачек не видал? Это личное, личное… Как ты думаешь, колье Марии-Антуанетты Кэти подойдет?
– А! С женой говорил, наобещал подарков! – Лицо Перфильева приняло озабоченное выражение. – Прошку вызволим, я своей тоже что-нибудь куплю… Не привезешь, такое будет!
Господин в светлом поклонился.
– Райхан Ягфаров, советник президента по внешним связям… Я вам звонил, досточтимый ага, и буду вас сопровождать.
Ягфаров Каргину понравился. Лицо у него было тонким, благородным, как на персидских миниатюрах, а в глазах таилась печаль – та, что бывает не от горя, а от мудрости. Он протянул руку и сказал:
– Можно без аги. Меня зовут Алекс, а это – Владислав Перфильев, шеф российского отделения нашей корпорации. С нами два телохранителя. Поместимся, Райхан?
– Поместимся, Алекс, – вымолвил Ягфаров, пожимая ему руку. – В этой машине можно вывезти на пикник всю мою бывшую кафедру. – Вздохнув, он добавил: – Секьюрити ваши, в общем-то ни к чему – видите, с нами сопровождение.
– Подозрительные рожи, – вполголоса пробормотал Перфильев, косясь на джип.
– Чеченская гвардия туран-баши. Называется так – чеченцев в ней поменьше, чем саудитов, турок и сирийцев. Ну, поехали!
Они расположились втроем на заднем сиденьи, Балабин с Рудиком сели напротив, пронзительно взвигнул клаксон, разгоняя толпу репортеров, и машина плавно выкатилась на Рустам-авеню. Джип с гвардейцами держался сзади. Промелькнули знакомые здания министерств, посольств и отелей, витрины бутиков и ресторанов, плакаты с изображением туран-баши, затем площадь с правительственными дворцами, фонтанами, розами и галереями в виноградной лозе, большая мечеть, облицованная голубыми и зелеными изразцами, шумный восточный базар. «Кадиллак» миновал предместья и выехал на трассу, ведущую в аэропорт. Теперь с одной стороны тянулась нитка трубопровода, а с другой – решетчатые мачты с проводами.
– Сейчас повернем, – сказал Ягфаров, и машина послушно свернула на ухоженную магистраль, тянувшуюся серым асфальтовым потоком среди зеленой степи. – Правительственное шоссе, прямо к резиденции «Карлыгач», – пояснил советник. – Контролируется с земли и с воздуха.
Будто подтверждая его слова, в небе застрекотал вертолет.
– Серьезно дело поставлено, – пробормотал Перфильев и оглянулся на джип с гвардейцами.
Советник кивнул.
– Наш президент уделяет особое внимание вопросам личной безопасности. Кстати, Алекс… Если хотите, мы можем беседовать на английском, французском или немецком, а также, – Ягфаров испустил глубокий вздох, – на любом из романских или скандинавских языков.
– Нет необходимости, Райхан, русский – мой родной. – Каргин заглянул в печальные глаза советника и спросил: – Сколько языков вы знаете?
