Да, наверху нам, возможно, предстояло ублажать РД, но мы к тому времени уже давно потеряли девственность и потому не боялись. Нам лишь скорее хотелось увидеть поверхность, пережить новые впечатления.
До сих пор помню предвкушение чуда. Нам выдали темные очки, но солнце все равно чуть не ослепило нас. Потом, когда глаза привыкли к его свету, я даже сквозь темные стекла начал различать краски верхнего мира: зелень полей, деревьев, розовые и пурпурные цветы, голубые озера и реки…
Я увидел палаточный городок, лотки торговцев, аттракционы… На сценах выступали артисты, а на дощатом помосте показывал свое искусство метатель ножей. К нему выстроилась целая очередь добровольцев. Метатель выбрал женщину — та встала у стены, раскинув руки. Зазвучала барабанная дробь. Циркач выпрямился, снял с пояса нож… Зрители затаили дыхание, и он бросил нож. Серебристое лезвие вспороло воздух и вонзилось в деревянную стену справа от лица женщины. Второй нож вошел в стену слева от нее. Третий — пониже руки, четвертым срезал локон волос и пришпилил его к доске. Остальные ножи полетели с потрясающей скоростью, расщепляя дерево с ужасной силой и минуя плоть на какие-то сантиметры.
Я восхитился искусством метателя. Толпа аплодировала.
В воздухе пахло яблоками в тоффи и сидром. Меня распирало от радости. Я снял очки, проморгался и стал смотреть на мир открыто.
К нам подошел РД — удивительно высокий, мускулистый, с кожей серебристого оттенка. В его спокойствии ощущалась невероятная сила. Он забрал ножи у циркача и приготовился показать уже своё искусство метания.
Секунда — и шесть ножей вонзились в стену: три слева, три справа от шеи женщины, очень близко от кожи. Вздрогнув, женщина рассмеялась.
— Это все должны испытать! — крикнула она.
Но РД без передышки забрал у метателя новый комплект ножей и как ни в чем не бывало стал метать их в нее: в глаза, в груди. Пятый клинок вошел в широко раскрытый рот по самую рукоять. Последний, шестой нож РД подбросил высоко в воздух и, смеясь, пошел прочь. Секунд через пять оружие упало и вонзилось в землю.
Женщина была еще жива и слабо стонала. Ее освободили, уложили на землю рядом с помостом, где она наконец испустила дух. Никто не роптал — всем казалось естественным, что в разгар праздника убили молодую, красивую белокурую женщину.
Постепенно до меня дошло: это не мы пришли посмотреть на праздник. Мы лишь часть представления.
Я оцепенел. Не убийство поразило меня, а реакция толпы. Люди восприняли смерть подобной себе как нечто само собой разумеющееся, как… как отрыжку после сытного ужина.
До конца дня я увидел еще много ужасов: расчленение, изнасилование… Вкусы РД разнились — кому-то нравился секс, кому-то пытки и смертоубийство. Среди прочего секс представлялся благословением, хотя тоже не совсем безопасен. Один РД заставил меня делать ему минет: сунул мне в рот огроменный член. Я чуть не задохся!
Потом меня хотели заставить заниматься сексом с сестренкой. Бежать, драться, решил я, но Шеена отговорила, попросив смириться. Так лучше, сказала она. Хоть кто-то из нас мог спастись.
Но Шеена не выжила. Трахнуть сестру не получилось, и ее забили насмерть. Она успела только прошептать мне: «Удачи». Умирая, Шеена желала, чтобы я жил.
И мне повезло. Я был красив, но не очень; привлекателен, но не безупречен. Самых красивых и сексуальных моих приятелей в конце этого праздника длиною в неделю умертвили, расчленив. А я выжил, преисполненный ужаса, однако целый и невредимый.
Прошло несколько месяцев. Я думал: что, если поднять восстание? В пещерах жили миллионы и миллионы людей, а РД на
поверхности едва ли набралось бы пятьсот тысяч. Я размышлял, удастся ли свергнуть тиранов? Победить?
И я принялся изучать природу доминантной расы. Читал истории о восстаниях, каждое из которых РД легко подавили. Узнал, откуда пришли хозяева и откуда у них такие сила и власть.
Оказалось, существ, надругавшихся над моей сестрой и убивших ее, нельзя умертвить. А все потому, что эти мужчины и женщины не жили на Кембрии — они прилетели с Земли и с соседних с нею планет за многие миллионы миль от моего дома.
Существа, которых мой род почитал как богов, были всего лишь машинами — роботами с ограниченным уровнем интеллекта. А управляли ими люди с Земли. Сами РД — роботы-доппельгангеры — это проводники, их рецепторы идеально реагируют на внешние раздражители, передавая сигналы операторам, которые сидят себе на Земле, надев виртуальные шлемы и перчатки-манипуляторы, загрузив разум в тело робота.
Стандартные настройки РД предусматривают автономное функционирование. Роботы командуют людьми, следят за работой, так что планета процветает и без наблюдения настоящих хозяев — те загружаются в тела роботов часов на шесть в день, не более. Для кого-то из них искусственные тела — источник развлечения на выходных. Представьте офисного работника, уставшего после недели трудов праведных; в субботу он надевает виртуальный шлем и переносится в совершенно иной, новый мир.
Кембрия — это даже не земная колония. Она была и остается подобием парка развлечений размером с планету, где главный аттракцион — люди. РД — идеальное тело бога; мужское, женское — выбирай на вкус и сексуальные предпочтения. Тебя ждут вина, еда, лучшая органическая пища, солнце, поля и луга и… рабы. Сколько угодно рабов, материала для пыток, удовлетворения похоти, но иногда и для дружбы.
Такова Кембрия, мой дом. Такова моя история, мое наследие.
Вот откуда во мне столько гнева, который мной управляет. Вот почему я тот, кто я есть — Майк Флэнаган, житель Кембрии, а ныне — капитан пиратского судна.
ЛЕНА
Меня окружает пламя. Зловещая картина.
Алби пытается быть очаровательным. Настаивает, чтобы со мной обращались как с гостьей, а не заложницей. Но взглянем правде в глаза — уйти я не вольна, и сам Алби скучен да к тому же всезнайка. Из него так и прет пафос. Еще эти искры (не подпалил бы). Знает, гад, что я во всем права на сто процентов, и ни в какую не желает признавать мою точку зрения.
Однако буду откровенной: этот асоциальный, ущербный и до отвратительного странный, чуждый мне огненный монстр находит мои шутки смешными. С ним (как ни противно это признавать) очень даже неплохо проводить время. Мы ужинаем, болтаем, спорим до хрипоты о политике, искусстве и мыльных операх. Мы будто старые супруги, ведущие хозяйство на орбитальной станции. Зависли над солнцем, где обитают разумные сгустки пламени.
Однажды дед показал мне первую пишущую машинку «Оливетти». По клавишам приходилось стучать со всей дури; лента сверху была синяя, снизу — красная. Достаточно опытный стенографист мог набить на ней двухцветный текст. Ах да! Помню еще, как приходилось править набранный текст: ошибки замазывались корректором, и новый текст набирался поверх замазанного отрывка. Имелся еще такой способ: на ошибочный текст накладывался кусок специальной белой бумаги и сверху — точно по линии неправильных слов — набирался тот же отрывок. Потом бумажку долой, а под ней тот самый неверный текст — белый! Поверх него уже можно печатать новый текст.
