— И могут проникнуть куда угодно. Всюду!
— Черт.
— Трындец.
— Да, кому-то трындец.
— Трындец нам всем. Мы… э… — запинается Джейми.
Обречены, — подсказывает Брэндон… — Обречены-ыы! — Об…
— Тихо! — шипит Кэлен.
— Живую карту мне, — велю я.
Экран выдает светящийся атлас Обжитого космоса (звезды на нем горят, словно настоящие, только в миниатюре). Квантовые бакены показаны серебристыми шариками, а Корнблатский — черный, его больше нет.
И вдруг серебристый шарик над Иллирией…
…Вспыхивает-превращается в сверхновую и гаснет, чернеет.
— Этот попросил уничтожить себя, — поясняет Джейми.
— А такое вообще предусмотрено? — спрашивает Брэндон.
— Изначально уничтожать их не планировалось, но теперь…
— Земляне быстро учатся… Ого-ооо, смотрите-ка, еще один!
Взрывается бакен над Кембрией. Мои соотечественники снова свободны.
Атлас буквально вспенивается светом — вспышек все больше. Один за другим бакены — пять тысяч, если не больше — уничтожаются. Так земляне спасаются от Квантовых жуксов, отрезая себя от внешнего мира.
Последняя вспышка — и бакенов больше нет. Их огни на атласе погасли.
— Ладно, — говорит Кэлен, — а дальше-то что?
— Что, что… — отвечает Брэндон. — Жуксы атакуют людей по всему космосу, и человечеству конец. Гейм-овер.
— Кому как, — говорит Джейми, — а мне жуксы нравятся. Жуксы, жу-уксики, давайте дружить, а?
Гарри издает странный звук — то ли рык, то ли хны к. Это он показал, что боится. Кэлен шипит, глазами сверкает. Шерсть у нее дыбом встала. Брэндон сполз со стула, не в силах даже сидеть, а Джейми в пол смотрит. На мостике свет и тень какие-то странные — только мрачнее все кажется.
А Лена спокойно смотрит на меня — потому что знает, в чем дело.
— Идем, — говорит она мне.
Не спеша так киваю. Чувствую, как во мне закипает страсть. Лена чувствует то же самое.
Вдвоем с ней покидаем мостик. Наши друзья остаются ждать неминуемой гибели.
Заходим ко мне в каюту, приглушаем свети плавненько, без суеты раздеваемся.
А потом пилимся со страшной силой, как черти. Я готов кончить… нет, кончаю! О да, да, да-ааа! Флэнаган, ты крут, мужик!
Ты победил!!!
— А-ааах! — стонет Лена и «взрывается» подо мной.
ФЛЭНАГАН
— А теперь объясни все, — просит Лена.
Мы лежим, остываем после страстного, безудержного всплеска сексуальной энергии. Мне жарко и холодно одновременно.
Все началось с шахмат. В баре на планете Убивец (двойной системы Адского измерения) я повстречал одного гроссмейстера. Он-то и научил меня этой игре, объяснив, как удерживать в памяти связки и комбинации ходов, стратегии, а еще — как жертвовать пешками для спасения короля.
Затем я усвоил философию войны, ключевой принцип которой гласил враг моего врага — мой друг.
А дальше…
Его звали Мартин. Он коллекционировал антикварные игрушки и повсюду носил с собой виртуальную модель Солнечной системы с макетами кораблей на орбитах планет. Модель он показывал всем желающим. Еще он был крупнейшим в мире специалистом по словам, начинающимся с буквы W, и простым числам.
Мартина я запомнил одиноким, печальным человеком, не умевшим выражать эмоции (если он вообще их переживал).
Но это не все: Мартин как никто разбирался в нанотехнологиях. Ученых, подобных ему, можно по пальцам пересчитать.
Да вот беда: Мартина никто не брал на работу, потому что все считали его жутким занудой.
Я встретил Мартина на отдыхе, в туристическом автобусе. Настроен я был как раз на беседу и охотно слушал рассказы Мартина об игрушечных звездолетах: однажды он собрал миниатюрную копию первого искусственного спутника Земли и запустил его на орбиту, посадив вовнутрь игрушечную обезьянку размером с наручные часы.
Поначалу это показалось занимательным, однако когда число звездолетиков перевалило за сотню (и ведь Мартин им всем давал имена!), я ощутил ну такую скуку, что в отчаянии захотел прервать разговор, но куда там…
Я поклялся никогда больше не заводить бесед с незнакомцами.
Вскоре от Мартина удалось избавиться, и отдых таки начался.
А отдыхал я на планете Нега: субтропический климат, дайвинг, дельтапланы… Все время я держался особняком, часто зависал в баре. Раздавлю бутылку-другую… а тут и Мартин нарисуется. Трендит и трендит, будто мы с ним друзья верные. Пару раз велел я ему отвалить, но все без толку. Что ему ни скажи, каким матом его ни покрой — он все сносил терпеливо.
«Пни меня, оскорби, — так и читалось в его глазах. — Покажи, что ты мужик!»
Только я не собирался ничего ему доказывать.
А потому мы садились с ним и болтали о том и о сем… Я был тогда сам не свой, меня не отпускали образы погибших родных, вдобавок начался творческий кризис: ни попеть, ни поиграть, даже старые мелодии все позабылись. Сказать, что у меня сдали нервы, значит, не сказать ничего. Взять хотя бы разговоры с этим ненормальным — они нравились мне, а это тревожный звоночек.
Как-то ночью я сбежал от Мартина, забурился в бар и надрался там в стельку. Через пару часов подрулил Мартин. Зараза такой, облазил все кабаки и нашел меня. Я промямлил чего-то, мол, прости, мужик, но не до тебя сейчас… Однако Мартин не отстал. Вместе мы дотащились до следующего бара, а что было там, не помню — так напился… или сбрендил совсем.
Я даже не был уверен, что симпатичен Мартину. Может, он влюбился в меня, а может, люто возненавидел. Он встретил во мне родственную душу, увидел отчужденный взгляд моих глаз, наколки астронавта. Все во мне его интересовало.
Тогда Мартин и стал рассказывать, будто он крупнейший спец по нанотехнологиям И мастер пошива бесконечно малых костюмов. Просто ему никто работу не предлагал в этой области. Почему? А фиг его знает Другие получают работу, а вот Мартина никто не берет. Все устраиваются, только не Мартин… Бред, думал я.
Мартин все ныл и ныл, а у меня в голове что-то щелкнуло.
Появилась идея.
Она росла и росла в мозгу, пока не овладела мною полностью. И я поклялся: осуществление этой идеи станет делом всей моей жизни.
Я продлил отпуск и стал угощать Мартина от души, сделался ему лучшим другом. Когда же его отпуск подошел к концу, я сказал: оставайся, а о делах не думай. Идти Мартину было некуда, и он согласился.
Стоило ему забеспокоиться о чем-нибудь, как я приводил клевых девчонок. Сексом Мартин с ними почти не занимался, чаще болтал, убивая заумными разговорами. Но девушки попадались не робкого десятка, все выдерживали.
