– Ты, тухлая черепаха, думаешь, что я не могу заплатить за выпивку? Ты думаешь, что если у Баска не звенит в карманах, так он совсем уже нищий? Гроб и могила! Вот, бери, старый кровопийца!
Протянув руку, он пошарил под столом и вытащил почти нагого юношу. Парень – или, скорее, мальчишка – был невысоким, грязным и до того истощенным, что выпирали ребра под туго натянутой кожей. Чресла его охватывала рваная кожаная повязка с бахромой из обломанных перьев, на впалой груди свернулся татуированный синим кайман, черные волосы спадали космами до пояса, а темные обсидиановые глаза казались застывшими и неподвижными, как у покойника. Индеец, понял Серов, разглядывая его медно-смуглое широкоскулое лицо.
– Бери, за десять песо отдаю! – повторил Баск, подталкивая парня к кабатчику. – Откормишь, хороший будет раб. Бочки катать, блюда таскать, тарелки мыть… А то ты их не моешь никогда, старый пердун.
Пью скривился.
– На кой мне дармоед за десять песо? Я за него и пять не выложу, клянусь Христом! А кто не хочет жрать с моих тарелок, может катиться в таверну Караччи или к Луи Маро, где мясо с червями и тараканами.
– Отдам за пять, – сказал Баск, поднимаясь и хватая индейца за волосы. – А не возьмешь, перережу глотку и выпущу кровь в твое вонючее пойло.
Парень уставился в пол с безразличным видом – то ли язык был ему непонятен, то ли смерть казалась облегчением. Он не шевельнулся даже тогда, когда пират выхватил нож из-за пояса. Обе компании, что с «Ворона», что с «Грома», забыв о ссоре, глядели на спектакль с интересом.
Зарежет пацана, подумал Серов и полез в свой новый кошелек.
– Пять песо? Сторговались, я беру. Вот деньги.
На его ладони лежали несколько серебряных монет и случайно попавшие с ними часы. Циферблат «Ориона» поблескивал тусклым золотом, корпус тоже был золотым, а что до анодированного браслета, то и его от золота не отличишь. Глаза Баска жадно вспыхнули, он облизнул губы, потянулся к часам, но Серов быстро сунул их за пазуху, под рубашку.
– Где взял? – Пират сгреб монеты и, дыхнув спиртным перегаром, наклонился над Серовым.
– У папы-маркиза, – пояснил тот. – Подарок в связи с окончанием школы. Деньги пересчитал? Так отвали! А мальчишку – ко мне!
Но Баск по-прежнему загораживал индейца и смотрел на серебро в своих руках с сомнением.
– Вот что, маркизеныш, я передумал, – произнес он наконец. – Бери песо, а индейского щенка я лучше обменяю на твою золотую штучку. В придачу получишь пару сережек. Сейчас я их… – Он начал ковыряться в поясе.
– Штучка не меняется, – сказал Серов.
– Уверен? – Баск опять потянулся к ножу. Ухмылка на его лице не предвещала ничего хорошего.
– Эй, парни… – начал кабатчик, но тут поднялся Страх Божий и отшвырнул его в сторону. Глаза Страха горели дьявольским огнем, клейменая рожа побагровела и выглядела так, будто по ней прокатилась лавина. Он сунул палец в рот, поковырял в зубах и вдруг гаркнул:
– Геть, злыдень! – Не успел Серов осознать, что эти слова вовсе не на английском и что они ему знакомы, как Страх Божий заревел: – Мать твою три раза в задницу, плешь комариная! Взял серебряки, и катись! Згынь, мурло, пока цело хайло!
Сталь сверкнула перед лицом Серова, но он оказался быстрей – схватил тяжелую оловянную кружку и впечатал ее противнику в ухо. Заорав и выронив нож, Баск откачнулся, его приятели вскочили, грянул выстрел, лязгнули клинки. Серов добавил Баску кружкой в лоб, девицы с визгом бросились к выходу, Пью проворно исчез за бочками, воздух протаранила фляга, а вслед за ней – огромная бычья кость. «Бей!» – разом завопили два десятка глоток, и, опрокидывая столы и скамьи, топча посуду и остатки мяса, две орды ринулись друг на друга.
Мортимеру не повезло – его уложили лихим ударом в челюсть. Хенк сцепился с его обидчиком, таким же здоровым мордоворотом из буканьеров, и пробовал крепость его головы на подпирающем крышу столбе. Жак Герен отбивался шпагой от двоих, скакал по бочкам и поваленным столам на манер д'Артаньяна и что-то орал на французском; Страх Божий, рыча, орудовал скамьей, но трое с «Грома» теснили его, наступая кто с тесаком, кто с абордажным топором; Люк и Алан бились с противниками на равных, используя блюда, бутылки и кружки в качестве метательных снарядов; Брюс Кук, насвистывая и стоя над мертвецом, череп коего разворотила пуля, деловито перезаряжал оружие, а Джос прикрывал его, размахивая парой ржавых сабель. Если не считать Серова и Баска, лежавшего без чувств, Джос был единственным безмолвным участником потасовки. Молчание его объяснялось просто: шесть или семь лет назад, побывав в плену у испанцев, он лишился языка.
Серов вытащил клинок, приобретенный у Конопатого, подкинул в ладони и пару секунд размышлял, не сунуть ли его обратно. Но Брюс еще возился с пистолетом, а Страха Божьего зажали в угол, так что устраниться от драки было совсем не по-товарищески. Он метнул нож в плечо одному из матросов «Грома», обнажил шпагу и с воплем «Банзай!» вступил в сражение. Его съездили сзади бутылкой, но, к счастью, попали не в голову, а в спину, промеж лопаток. Серов развернулся, чтобы прикончить наглеца, но тут на улице выкрикнули: «Держитесь, парни, мы идем!» – и в заведение ввалился рыжий Чарли Галлахер с Даннерманом, одноглазым Кола и троицей головорезов с «Ворона».
Через пять минут территория была очищена, и Серов, потирая ушибленный хребет, разыскал свое имущество, сундучок и индейского мальчишку. Парень сидел у стены на корточках и, полузакрыв глаза, тянул какую-то мелодию из птичьего свиста и верещания – может быть, на языке ацтеков или семинолов. Слова «пойдешь со мной», однако, понял и отправился вслед за новым хозяином без возражений, даже попробовал взяться за сундучок.
На улице, покачиваясь и опираясь на Хенка, стоял Мортимер, вполне живой и даже с целыми зубами. Увидев Серова, он лязгнул челюстью, раскрыл рот и прохрипел:
– Кх-худа? В-веселье т-тохко начинается!
– На корабль, – сказал Серов. – А веселья с меня хватит. Я уже совсем веселый.
– Кх-как? А к ш-шухам?
– К кому?
– К шлюхам, – пояснил Хенк. – К девкам то есть. Здесь даже хранцузские есть, из вашего Парижу.
– И дорого берут?
– За двадцать песо можно сговорить.
– Атомные цены! – пробормотал Серов и повернул к причалу, где стояли шлюпки с «Ворона». В кошельке у него позванивали две последние монеты.
Глава 8
ДЖУЛИО РОСАНО, ЛЕКАРЬ
Ночевал Серов, как обычно, на шкафуте верхней палубы. «Ворон» был почти безлюден, команда спускала монеты в кабаках и веселых домах, а стерегли корабль три несчастливца, которых должны были сменить на утренней заре. Первым из них был турок Фарук, занесенный судьбой в Вест-Индию, где он из магометанства вышел и крестился, поскольку христианам дозволялось пить вино. Вторым – Рик Бразилец, крепкий, иссине-черный негр, родившийся уже не в Африке, а в португальских колониях по эту сторону океана. Он сбежал с плантаций то ли Параибы, то ли Пернамбуку
[35]
еще в далекой юности, прибился к буканьерам, был трижды или четырежды продан, пока не достался капитану Бруксу. Имени третьего стража, мрачного тощего ирландца, Серов не знал и выяснить тем вечером не мог – ирландец, раздобыв бутылку джина, вылакал ее и теперь храпел на квартердеке.
