Умные люди давно уже бежали туда, где запах разложения был не так ощутим, ибо его заглушали вонь выхлопных газов, дезинфекции и дезодорантов. Но, может быть, правильнее бежать через Эстонию? Доехать до Ивангорода, дать там кому следует на лапу, чтобы переправили в Нарву, а в Таллинне — сколь много сдвоенных букв для столицы столь крохотного государства! — явиться в американское консульство? Эстонцы, как водится, не упустят случая подгадить России и, простив беглецам отсутствие виз, не замедлят живописать трагедию Эвелины во всех СМИ. Проблем, если им удастся добраться незамеченными до рейсового автобуса Питер — Ивангород, не будет, поскольку шарить по пригородным автобусам мцимовцы не допрут. Да и не хватит у них для этого людей. А уж из Таллинна до Стокгольма — рукой подать.
Вот только следует ли им привлекать к себе внимание журналистов? Ни с какой точки зрения не следует, А избежать этого будет трудно — чем меньше стог сена, тем труднее в нем спрятать иголку, за которой, если ее обнаружат, тотчас потянется мцимовский хвост. Ибо лучше всех держит данное слово покойник.
Проще всего, разумеется, было скрыться от МЦИМа в глубине России. Даже после того, как Китайская Народная Республика перенесла пограничные столбы с южного берега Амура на правый берег Лены, Восточно-Сибирская Федерация поставила свои заставы от Лабытнанги до Орска, а Башкортастан, Калмыкия, Ставрополье и прочие автономии превратились в самостийные республики, Россия все еще оставалась достаточно велика, чтобы два беглеца могли бесследно исчезнуть в ее обезлюдевших просторах.
Беда заключалась в том, что, кроме Москвы и Питера, в стране царили разруха и нищета, не соблазнявшие даже радовских экс-курсантов, и знакомить Эвелину с глубинкой Снегину решительно не хотелось. Довелось ему там бывать, насмотрелся всякого — с него хватило.
— И черт меня дернул взяться за это дело! — проворчал Игорь Дмитриевич, смиряясь с тем, что поспать ему нынче не удастся. Поднялся с дивана и направился к визору — вызванивать Виталия Ивановича Решетникова. — Жил не тужил и нате вам — взялся американку из беды вызволять! Как будто делать мне больше нечего! И вот тебе, коршун, награда!
Несколько минут он сидел перед темным экраном, силясь подавить внезапно нахлынувшее раздражение. Бессмысленное и неуместное хотя бы потому, что он давно уже понял: рано или поздно ему придется бежать из любезного отечества, полупроглоченного, полупрожеванного и полупереваренного китайцами, американцами и местной сволочью, готовой за известную мзду не только ближнему своему, но и себе вместо носа хобот вырастить. Что за интересы клиента ему положено лечь костьми, а за такого, как Ева, приглянувшаяся ему с первого взгляда, он не только целой толпе мцимовцев готов горло перегрызть, но и самого сатану в рай загнать. И как же он, дурень поганый, не уберег ее? Как доверил какому-то Патрику Грэму? Как поверил в её благоразумие, ежели у нее хватило глупости одной в Питер на выручку сестре примчаться?!
Игорь Дмитриевич скрипнул зубами и положил пальцы на клавиатуру, мельком отметив, что за окном окончательно рассвело и день обещает быть погожим и солнечным.
2
Эвридика сказала, что он сошел с ума. Какие еще могут быть дела, если отец готов взять их всех на зафрахтованную им яхту и немедленно отплыть в Стокгольм? Самым главным было побыстрее убраться из этого проклятого города, спасти доверившихся ему ребят и спастись самому! Она говорила очень горячо и убедительно, но Радов не слишком прислушивался к ее доводам.
Он и сам мог назвать пяток убедительных причин для скорейшего бегства из Питера, хотя на самом-то деле хватило бы и одной: Травленый сказал, что Гвоздь жив, и, следовательно, скоро мцимовцы выкачают из него всю информацию о Сан Ваныче и его убежище Да-да, Эвридика была права и вряд ли одобрила бы намерение Радова, даже узнав о том, как мцимовские подручные обошлись с ее сестрой. Он и сам неоднократно говорил курсантам, что месть — деструктивное чувство. Но ведь и любовь, если разобраться и вспомнить историю Ромео и Джульетты, далеко не всегда созидательна.
Юрий Афанасьевич взглянул на сонар и откорректировал курс скутера, идущего фул-спитом к Шестому филиалу МЦИМа. Серо-зеленые воды расступались перед ним нехотя, словно густой кисель, скутер ввинчивался в них, создавая колебания, которые наверняка должны были «ощущать» находившиеся поблизости ихтиандры, и Радов не особенно удивился, когда слева по курсу мелькнула характерная тень упряжного випа, с распластавшимся на его спине пловцом.
— Рита? — спросил он на всякий случай, поскольку не мог отличить на таком расстоянии одного ихтиандра от другого.
— Это я, брат. Мне надоело ждать тебя под днищем «Голубого бриза», и я поплыла навстречу.
…Поначалу Радов не обратил внимания на слова Эвридики о том, что муж ее прибыл в Питер, дабы проследить за разгрузкой медикаментов, доставленных для МЦИМа на научно-исследовательском судне корпорации «Асторель». Не придал он значения и сообщению Сыча о том, что «Голубой бриз» пришвартовался у Медицинского форта, являвшегося Шестым филиалом МЦИМа. Дела МЦИМа интересовали его лишь постольку, поскольку они затрагивали близких ему людей, и если бы не гибель Ваксы, Шрапнели и Мики, «Голубой бриз» мог бы и впредь невозбранно бороздить воды Балтийского моря. Шаркмену Радову было безразлично, какой груз доставляет он в Питер — об этом пусть головы болят у таможенников и копов. Бывшего инструктора-наставника Морского корпуса не интересовали препараты и химикалии, находящиеся на борту «Голубого бриза», но вот то, что прибытие этого корабля с нетерпением ждали те самые мцимовцы, которые устроили охоту на его ребят, в корне меняло дело.
Как бы он ни мастерился, вырвать Гвоздя из лап метазоологов было ему не по силам. Зато отомстить за погибших он мог без особого труда, поскольку шаркменов учили ломать и крушить подводные объекты противника, а не тянуть трубопроводы или энергокабели по дну морскому. И ставший под разгрузку у бывшего форта Константин — а ныне Медицинского — «Голубой бриз» был тем самым объектом, который грех было не пустить ко дну. В приличном обществе, говорят, не принято хлопать дверью, но смешно ожидать соблюдения правил приличия от наемника, чуть не полжизни дравшегося бог весть за что в Персидском заливе. Красном море и других «горячих точках» планеты…
— Ты послала кого-нибудь к Сан Ванычу? — спросил Радов, гася скорость скутера. — Люфт между уходом ребят и появлением копов будет невелик, но пошарить на рембазе стоит. Она рассчитана на четырех человек, и кое-что из законсервированного оборудования может вам пригодиться.
— Копы не попадут туда, пока мы не демонтируем всё, что имеет для нас хоть какую-то ценность, — сказала Рита, соскальзывая с пятиметрового випа. — Как только твои друзья уйдут, мы окружим рембазу жгучками.
— Электроминогами?
— Подводными шокотерапевтами, — бесцветным голосом уточнила Рита, и Радов не сразу понял, что это была шутка. — Ты позвал меня, чтобы проститься?
— Да, — сказал Юрий Афанасьевич, подумав, что больше-то ему, без риска для здоровья, прощаться не с кем. И в этом, как и в том, что ему придется покинуть родину — на этот раз против собственного желания и навсегда — тоже виноват МЦИМ, а равно и те, кто его создал, выкормил и пестует. — Я хотел проститься с тобой и спросить, не пострадают ли ихтиандры, если я пущу ко дну «Голубой бриз»?
