Ломают камень под жарким солнцем.
Где наши мужчины?..
Гнутся под бичами у великих пирамид.
Где наши мужчины?..
Несут они груз точно стадо ослов.
Где наши мужчины?..
В руке царя они и под его стопой.
Где наши мужчины?..
Нет их на ложе и нет их в поле.
Где наши мужчины?..
То была древняя песня, которой провожали в деревнях строителей храмов и пирамид, тех, кого угоняли на прокладку канала Та-тенат
[53]
и возведение крепостей. Старинная песня и запрещенная еще в эпоху Снофру и Хуфу… Но ее пели в Черной Земле и во всех оазисах, пели сотни, тысячи лет.
Женщины, стоявшие вокруг Аснат, подхватили:
– Где наши мужчины? Где они? Где?
Их голоса напомнили мне тоскливые птичьи вскрики. Но объясняли они не больше, чем песня Аснат.
– Ради Амона, что случилось? – спросил я. – Почему увели ваших мужей, отцов и братьев? Кто и когда это сделал?
– Четыре Разлива назад, – промолвила одна из женщин.
– Пришли люди владыки нашего и сказали, что им нужны работники, – подхватила другая.
– Еще сказали, что будут что-то строить неподалеку, и что мужчины скоро вернутся, – добавила третья.
– С тех пор мы их не видели. – Голос Аснат был печален и глух. – Ни братьев наших и отцов, ни сыновей и мужей. Нет их в наших домах, нет у наших очагов, и одни из нас спят в холодных постелях, а другие пустили к себе ливийцев. – Она сделала паузу, потом прошептала: – Они хорошие люди, не обижают нас. Но мы не хотим от них рожать. Мы – роме!
Аснат глядела на меня с надеждой, и я понимал несказанное ею, будто зов плоти перелился в слова: мы – роме, и вы – роме! Но сейчас это было неважно. Через день-другой ассиры придут в Темеху, и станет оазис местом пыток, а после – кладбищем.
Я всмотрелся в лица женщин. Пугать их не хотелось.
– Мне нужно идти. Думаю, мы здесь задержимся. Если не в самом Темеху, то где-нибудь поблизости.
Мы с Хоремджетом зашагали к окраине поселка.
– Нельзя их оставить, – сказал мой помощник. – Бросить слабых без защиты – бесчестие.
– Обороняться тут нельзя, – ответил я. – Нас слишком мало, чтобы удержать периметр. Даже если успеем соорудить траншеи.
– Я знаю, чезу. Но ты ведь что-нибудь придумаешь?
– Возможно. – Обернувшись, я взглянул на кучку женщин и повторил: – Возможно.
Тактическая задача была ясна: дать ассирам бой на подходящей позиции и отвлечь их от Темеху. Я знал, как это сделать. Я уже догадывался, где расположен таинственный Дом Власти или что там еще нагородили царские строители. Скалы и плоскогорье на западе могли укрыть подземный центр, а самым подходящим местом для него являлись пещеры Ифорас и шахты древних копей. Обороняться в пещерах и шахтах – лучше не придумаешь! Такую позицию не обойти с тыла и флангов, и штурмовать ее без танков и орудий – не подарок. Я бы не взялся.
Единственная проблема – местный гарнизон. Не сорок ливийцев теп-меджета Гибли, а отряд, засевший в Ифорасе. Точнее, его командир… Я не был уверен, что сумею с ним договориться. Это зависело от многих вещей, от статуса этого военачальника, от полученных им приказов, от его оценки ситуации. Любой здравомыслящий человек принял бы такое подкрепление, как мои бойцы, и не стал бы копаться в нашем прошлом. Но не все способны рассуждать здраво; есть и такие, что повинуются приказам и законам, как слепец поводырю. А закон фараона справедлив, но строг! Виновных – в каменоломню!
Возможно, придется пострелять, думал я, шагая к шатрам ливийских всадников. Прости меня Амон, но нет аргумента серьезнее, чем пуля! Она разрешает любые споры, ибо у мертвого нет права голоса.
Теп-меджет Гибли стоял у своей палатки.
– Когда вернется твой посланец? – спросил я.
Прищурившись, Гибли взглянул на солнце. Алый диск до половины скрылся за барханами.
– Вернется скоро, семер. Ладья Ра не успеет опуститься за край земли.
Кивнув, я направился к своим, велел Хоремджету собрать офицеров и привести нашего пленника. Пользуясь передышкой, мои бойцы сидели и лежали на теплом песке. Марш от западных скал до Темеху не был утомительным и долгим; люди казались бодрыми и в любой момент могли подняться и выступить в дорогу. На север, к Цезарии и безопасности, или на запад, к неминуемой схватке с врагом… Куда я их поведу? Сотни глаз смотрели на меня. Нужды в объяснениях не было; все понимали, что случится здесь, когда мы уйдем.
Меня обступили офицеры – Рени, Мерира, Пианхи, Тутанхамон… Гимиль-Нинурта прятался за спинами Хоремджета и Левкиппа. Я приказал ему приблизиться.
– Сыт ли ты, шуррукин? Крепок ли твой дух, быстры ли ноги? Есть ли у тебя вода?
Вавилонянин неуверенно улыбнулся.
– Хвалю щедрость твоего сердца, чезу. Я сыт и не хочу пить. И я отдохнул.
– Пойдешь туда. – Я показал на закатное солнце. – Вернешься к месту, где мы перебили ваш отряд. Дождись Ашшур-нацир-ахи и скажи ему, что прятался в скалах, и воины роме тебя не нашли.
Гимиль-Нинурта побледнел.
– Он меня убьет, семер.
– Не убьет. Скажешь, что ты подслушал разговоры роме, и знаешь, где Дом Власти. Нужно двигаться вдоль скал на север до старинной шахты, что зовется Ифорас. Расстояние – сехена полтора… Гарнизон невелик и не ждет атаки.
Краски вернулись к лицу Гимиль-Нинурты.
– Я понял, семер. Ты хочешь устроить засаду? Увести Быка Ашшура от оазиса?
– Не важно, чего я хочу, важно, что ты ему скажешь. Я говорил с теп-меджетом ливийцев. Он был немногословен, но, похоже, Ифорас – то, что ищет твой начальник. Может быть, в убежище под скалами – сам фараон… Не забывай об этом, когда станешь говорить с Быком Ашшура.
Глаза вавилонянина расширились.
– Жизнь фараона за жизнь людей из этого оазиса?.. Ты готов на такой обмен?..
– Амон видит, Темеху выполнил свой долг. Больше того, что уже взято, царь не вправе требовать. Иди, Гимиль-Нинурта, и не тревожься о нашем фараоне! Муссаваса проводит тебя, чтобы ночью ты не сбился с пути. И еще одно… Когда начнется бой, держись от скал подальше.
Когда наш бывший пленник и Муссаваса скрылись за барханами, Пианхи переглянулся с Мерирой и спросил:
– Ты уверен, чезу, что мы можем ему доверять?
– Ассиры жестоки, а начальник их жесток вдвойне. Но Гимиль-Нинурта согласился идти, хоть знает об этом… Что он скажет Быку Ашшура? То, что сохранит ему жизнь и поможет нам.
