— Ну, как хочешь. — И пока проводник Джаспер Николс пытался держать фонарь так, чтобы он не качался, что было довольно трудно с учетом скорости «Дредноута» и толчков, вызванных залпами орудий поезда, — медсестра говорила с обоими мужчинами: — Джаспер, насколько я понимаю, все проводники забаррикадировались в одном из служебных отделений. Я несколько удивлена, увидев тебя тут. Сколько бы тебе ни платили, думаю, это все равно мало за исполнение воинских обязанностей.
Юноша не отрывал глаз от головы капитана, рассеченная кожа на которой медленно, с хлюпаньем соединялась, образуя неровный окровавленный шов.
— Может, и нет, мэм. Но я из Алабамы, — ответил он так, словно это все объясняло.
Впрочем, Мерси поняла достаточно, чтобы спросить снова:
— А почему же ты не призван?
— У меня нет ноги, — ответил парень, потупившись. — Мне ее отрубили, когда я был маленьким, за непослушание.
Девушка медленно покачала головой, пытаясь сосредоточиться, несмотря на непрекращающуюся тряску.
— Это неправильно.
— Совсем неправильно, — согласился он. — И оставаться в ресторане тоже было бы неправильно, особенно когда этим людям нужен хоть какой-то свет.
— Верно замечено, — кивнула Мерси, на время зажимая окровавленную иглу губами и прикидывая, как лучше сделать стежок на особо криво оторвавшемся лоскуте кожи. — И я, например, только счастлива, что ты это сделал. А как насчет людей на другом конце поезда?
— О них позаботился мой кузен Сол Байрон. Но в пассажирских вагонах мы свет не включали.
— Ну и хорошо. Пусть посидят в темноте. Народу, конечно, покажется малость страшновато, но так они будут в большей безопасности — ничто не привлечет к ним внимания.
Капитан пробубнил:
— На пассажирские вагоны и так никто не стал бы нападать — что с них брать-то…
Мерси откликнулась:
— Да, кажется, мы с вами недавно это обсуждали.
Но мужчина продолжил, словно и не слышал ее:
— Не знаю, что им надо от ресторана? И что надо от мертвых тел?
— Но знаете, что надо от передних вагонов, не так ли?
Капитан открыл глаза, которые все-таки зажмурил, как только медсестра начала шить, и тихо сказал:
— Оглянись вокруг, женщина. Неужели не видишь, почему их снаряды сюда не попадают? Не считая мелкой шрапнели и той разрывной гранаты… — Голос его сорвался, потом снова окреп. — Безопасность нам тут обеспечивают отнюдь не бронированные стены.
Мерси оторвалась от штопки, чтобы поднять голову, — и поразилась собственной невнимательности. Она ничего не заметила, мечась как сумасшедшая по темному вагону; она ничего не увидела даже при свете трех фонарей, разбрасывающих по углам зыбкие тени… но как она могла прозевать такое?
От пола до окон, вдоль стен, вдоль центрального прохода загадочный вагон, прицепленный сразу за «Дредноутом», был заполнен золотыми слитками.
15
Тихо-тихо, так тихо, что услышали только капитан и проводник, Мерси выдавила:
— Так, понятно. Я и не знала, что дошло до этого. Союз перевозит все свои деньги на запад? Что за бред?
Она сделала последний стежок на скальпе капитана Макградера и затянула узелок. Однако, вместо того чтобы искать ножницы, девушка наклонилась, перекусила нитку, и губы ее, оказавшиеся в дюйме от уха мужчины, прошептали:
— Так вот что южанам нужно от поезда.
Капитан, изогнувшись, как червяк, попытался сесть, и это ему удалось.
— Похоже, что так. Хотя, как они разузнали об этом, понятия не имею.
— А как насчет последнего вагона? Что им нужно от славных трупов? — Она была полна сарказма, но лязг пуль о стенки вагона лишал слова какого бы то ни было подтекста.
— Даже не представляю, честно.
— Может, там тоже золото? — спросила девушка, вытирая руки и упаковывая сумку.
— Насколько мне известно, нет, — заверил капитан и продолжил: — Но они могут этого не знать; и что там на самом деле — бог весть. Малверин Пардью мне не подчиняется, — кисло проговорил он. — Последний вагон — его территория по распоряжению Армии Соединенных Штатов. Мне было велено заботиться о собственном участке, а проныре-ученому предоставить его.
Мерси оторвалась от пола и встала на колени, которые захрустели, протестуя: еще бы, медсестра так долго находилась в не слишком удобном положении, да и голова капитана, прямо скажем, не невесома. Теперь их глаза оказались почти на одном уровне, поскольку мужчина снова привалился к стене, расслабился и сидел, как отдыхающий индеец.
— Вы даже не знаете, действительно ли там, сзади, есть тела?
Он медленно проговорил:
— Я верю, что там тела.
— Значит, там тоже может быть золото.
Капитан покачал головой.
— Я видел людей, грузивших гробы, и эти ящики не казались неестественно тяжелыми. Но они… они были опечатаны. В любом случае… — Он потянулся к шляпе, изорванной и окровавленной, с гримасой нахлобучил ее и заговорил снова, уже тверже: — Пардью — единственный человек в поезде, которому точно известно, что там. И если южане не подсядут к нам вопреки нашей воле, так и останется — до самого Бойсе.
— Почему до Бойсе? Я думала, эти тела едут до конца, в Такому?
— Я тоже, но мне никто ничего не говорил до последней минуты. Похоже, их собирались «обработать» на армейском посту в Айдахо, что бы это ни означало.
Мерси минуту помолчала. Мужчина и женщина смотрели друг на друга, а солдаты в вагоне все продолжали палить из винтовок, громко и непрерывно. От дикого грохота звенело в ушах.
Наконец медсестра заговорила:
— Все это не имеет смысла… Если там просто мертвые мальчики, отправленные домой… Может, южанам известно что-то, чего мы не знаем?
— Мэм, если южанам известно об этом поезде то, что не известно мне, я сочту это личным оскорблением.
Она с трудом поднялась на ноги. Проводник Джаспер Николс уже стоял, чуть кособочась из-за протеза, и пытался разглядеть что-то сквозь щели в окнах, куда проникали свет луны и звезд и вспышки артиллерийского огня.
— Ну как? — спросила девушка.
Юноша собирался ответить, но тут особенно громкий залп пушек «Дредноута» тряхнул состав — точно кто-то щелкнул гигантским хлыстом. Когда грохот затих, Джаспер сказал:
— Думаю, мы оттесняем их.
Но, словно опровергая его слова, по стене вагона вновь застучали пули.
Моррис Комсток, стоявший ближе всех к Мерси, трясущимися руками перезарядил винтовку. На этот раз Мерси обратилась к нему, поскольку он видел, что творится снаружи, целился, стрелял — и, таким образом, лучше представлял, что происходит:
