Элегантная Джейн была очень воодушевлена происходящим и болтала без умолку. Она уже сменила свою привычную деревенскую одежду на подобранное со вкусом необычайно изящное одеяние, более подходящее по случаю. К своим сорока годам немного набрала в весе, стала окрашивать волосы в чёрный цвет, но её милый облик и мягкий характер по-прежнему очень привлекали мужчин постарше.
К этой категории относился и её друг, Кевин Кростадт. Заказав бокал белого вина, он наклонился к ней и добродушно поинтересовался:
— Ты не испытываешь чувства голода, глядя на эту картину? По-моему, её основная цель — вызывать аппетит.
— Не столь голодна, сколь скупа, — последовал ответ.
— Откровенно говоря, вся эта свадебная церемония — просто праздник скупости, — прошептал он ей на ухо.
— Может ли искусство вызывать скупость? Или священный трепет? Или сожаление?
— Всё зависит от творца.
Энн Сквайр, младшая из сестёр, поняла: теперь настала и её очередь принять участие в обсуждении.
— Нужно учитывать влияние моды. Всё, что выходит из моды, будь то картина, книга или песня, перестаёт интересовать, ведь так?
— А мне может и понравиться. Не думаю о моде, когда что-то по душе. Дайте, пожалуйста, немного креветок, — легкомысленно проговорила Джейн.
Порывшись в сумочке, она извлекла оттуда кредитную карточку, однако Кевин напомнил ей, что на вечеринке всё бесплатно.
— Так неудобно! Похоже, мы должны быть признательны Дё Бурсею всю оставшуюся жизнь, — заволновалась Джейн.
— Что значит «признательны»? — спросила Беттина, дочь Джейн. Но её вопрос проигнорировали.
Юная Беттина чувствовала себя не в своей тарелке рядом со своей кузиной Франсин, что её удручало. Но пока ещё она была подростком, носила длинную до бровей чёлку, рассчитывая этим не только привлечь молодых людей, но и раздражать мать. Уловка действовала: молодой человек за соседним столиком был крайне заинтересован. И она знала об этом.
— Я уже очень признательна, — сказала Энн Сквайр.
— Хорошее начало пути к вершине, — рассмеялась Лаура Най.
В семье знали: Энн получила роль в нашумевшем фильме Габбо «Любовное томление в Великий Пост» благодаря связи с Виктором Дё Бурсей.
Здоровье стареющей, страдающей от артрита Лауры было расшатано, однако, сидя на табурете, она держала спину ровно, поддерживая имидж знатной дамы.
— Ну, а у меня тост за нынешнее мероприятие! — провозгласил Кевин, поднимая бокал с шампанским.
— А правда ли, что королева Швеции приглашена? — спросила Франсин. Для неё это была достаточно длинная фраза.
— В Швеции уже нет королевы! Это пережиток прошлого! — воскликнула Лаура. — Хотя я не уверена, что я тоже не анахронизм…
* * *
Настало время для ещё одной эпизодической роли, пока не зазвонили колокола.
В том же баре с морскими деликатесами угощалась вкуснейшими устрицами из Австралии группа учёных. Среди них были Паулюс Стромайер, математик и философ, Эмигделла Хейз, практикующая амароли
[8]
, её сын-подросток Берти, её любовник, ничем не выдающийся внешне Рэндольф Хэвен, славящийся способностью найти ответ на любой вопрос, и доктор Барнард Клипинг из Института философии в Утрехте. Паулюс Стромайер, полноватый человек под пятьдесят, был самой важной персоной. Взъерошенные тёмные волосы окружали выбритую на голове монашескую тонзуру. Глядел он пристально.
Беседа велась о грозовых тучах, собиравшихся над холмами, в связи с чем Стромайер напомнил о законе электромагнитной индукции Фарадея. По его предположению, дисциплина, названная им «скрытой математикой», как раз изучает взаимодействие магнетизма и электричества.
Рэндольф Хэвен пространно предположил, что в какие-то дни недели электричества вырабатывается больше, чем в другие. Компания увлеклась обсуждением — все, кроме юного Берти Хейза, пристально смотревшего на Беттину Сквайр за соседним столиком. Эти дни весьма располагали к мыслям о свадьбах.
— Сегодня — вторник, тридцатое июня, — благосклонно сказал Клипинг, гладко выбритый и коротко стриженый человек приятной наружности. «Поднимите руки те, кто может сказать, что произошло в этот же день много лет назад?
— День рождения Фредерика Великого? — рискнул Паулюс Стромайер.
— Начало Диеты Червей? — Эмигделла Хейз.
— Изобретение пулемёта? — Рэндольф Хэвен.
Клипинг покачал головой:
— 1908 год. Тунгусский метеорит. Помните? Лес в Сибири. Комета. Произошло бы это пятью часами позже, Санкт-Петербург был бы стёрт с лица Земли, Разные объекты с завидным постоянством возникают из космоса и поражают Землю. Согласно вычислениям, на один из них стоит обратить внимание именно сейчас.
— Одна из причин, по которой Алекс полетел на Европу, — сказал Паулюс, взглянув на наручные часы. Он думал о своём сыне, находящемся в нескольких миллионах километров от Земли.
Тут зазвучала запись серебряных колокольчиков. Гости отвлеклись от еды и поспешно схватили новые бокалы с шампанским.
Донёсся ещё один серебристый звук — голос распорядительницы церемонии, Барбары Барбикэнди, слывшей лучшим организатором. Она радушно поприветствовала присутствующих и пригласила собраться на Церемониальной площади, выразив надежду, что погода по-прежнему будет соответствовать этому прекрасному мероприятию.
Раскат грома со стороны северных холмов словно подтвердил её слова. Сверкнула молния.
Толпы людей с осторожностью прокладывали путь по направлению к Церемониальной площади, где звучали торжественные мелодии. Теперь поп-группу сменил хор, состоящий из шести барышень, укутанных в белые мантии с головы до пят, олицетворяя собой воплощение непорочности.
Пока женщины стоя исполняли песню «Morning has broken, like the first morning», гости рассаживались на удобные стулья. К самым богатым приставили охрану. Габбо и Оббаги восседали на тронах в стороне от толчеи.
Когда все устроились и в зале воцарилось некое подобие тишины, поднялся тяжёлый занавес, за которым находился алтарь, увитый цветами. Перед ним находился архиепископ Байрон Арнольд Джонс-Симмс в малиновых одеждах, кажущийся смущённым, как и почти любой другой человек, оказавшийся в центре всеобщего внимания.
Он выступил на шаг вперёд и объявил своим глубоким, чарующим, успокаивающим голосом: «Дорогие собратья! Собрались мы здесь, чтобы стать свидетелями церемонии бракосочетания двух наших сограждан — Виктора Дё Бурсея, сына президента Евросоюза, и Эсмы Брэкентот, королевы ресторанного бизнеса».
Пока произносилась речь, вышеупомянутый Виктор появился в зале в сопровождении своего высокопоставленного отца. Увидев Дё Бурсея-старшего, некоторые присутствующие в знак уважения поднялись, спровоцировав колебание в массах. Постепенно и остальные последовали их примеру и, в конце концов, повинуясь стадному инстинкту, поднялись все. За исключением всё тех же Габбо и Оббаги. Наконец люди расселись по местам, и церемония возобновилась.
