– Что случилось? Внучка Сурабова дает согласие? Ожили мумии инков? Или…
Он не знал, что я его вижу, но это как-то выпало у меня из памяти – слишком я был удивлен. Машинально бросил взгляд на часы – ночь, половина второго… Доцентам положено спать. Ну если залезли в чужую постель, то развлекаться…
– К дьяволу внучку! – выкрикнул Бянус. – И к дьяволу инков! Зоя Павловна мне звонила, только что… Алика убили!
Глава 14
ПРАХ ПОГИБШИХ
Взрастит ли розу в мире небосвод,
Что после зноем полдня не сожжет?
Когда б копился в тучах прах погибших,
То дождь кровавый падал бы с высот.
Омар Хайям. Рубаи
Прощались с Симагиным в среду, шестого марта. Полный людей зал крематория, в окнах – серое низкое небо, груды букетов и венков, комендантский взвод в почетном карауле, речи, клятвы отомстить, грохот прощального залпа… Алик – бледный, непривычно тихий, с закрытыми глазами, в черно-алом гробу… Рядом женщина. Еще вчера не старая, но постаревшая разом на двадцать лет. Зоя Павловна, мать…
Я подошел к ней. Она уткнулась лицом в мою куртку, что-то забормотала.
– Сережа, Сереженька… – различил я. – Приходи, не забывай… Ты один, и я теперь одна… Без… без…
Она не рыдала, не билась в истерике, и только плечи ее, жалко сгорбленные, тряслись, будто в приступе лихорадки. Может быть, она еще не понимала всей тяжести своей потери… Я знал, что ей предстоит. Бессонные ночи, гробовая тишина в квартире, воспоминания, одиночество, тоска… Одежда в шкафу, хранящая запах тех, кто больше ее не наденет, вещи, к которым они прикасались, чашки, из которых пили, зеркала, где нет знакомых отражений… Я знаю, я через это прошел! Но я молод. У пожилых, наверное, все тяжелей и хуже. Безнадежнее…
Когда прощание закончилось, мы с Сашкой отвезли ее домой. На кухне хлопотали какие-то женщины, подруги школьных лет или троюродные сестры; одна увела Зою Павловну, другая все пыталась накормить нас, но даже Бянусу кусок не лез в горло. Мы выпили по чашке чаю и отправились ко мне.
Я собирал на стол, резал колбасу, открывал консервы, вспоминая о руках Алика, таких сильных, ловких… Притихшая Белладонна сидела на табуретке; ее голубые глаза следили за мной с сочувствием и грустью. Она понимала тяжесть потерь. Я убежден: живые твари, что обитают рядом с нами, едят из наших рук и любят нас, очеловечиваются год за годом, столетие за столетием. Джинн – подтверждение тому. Если подобное существо может понять человека, что говорить о наших меньших братьях? Конечно, Джинн разумен, а Белладонна – нет, но в эмоциональной сфере выигрыш за ней, ибо она обладает телом. Чтоб выразить чувство приязни ко мне, Джинн пользуется словами, а Белладонне достаточно взгляда. Еще она может склонить головку и потереться о мое запястье… вот так, вот так, моя красавица…
Сашка слонялся по квартире, шаркал ногами, вздыхал, включал и выключал телевизор, потом отправился к Тришке, щелкнул наугад какой-то файл, ознакомился, хмыкнул и завалился на кухню.
– Текст там у тебя забавный… Фантастика?
– Нет. Меморандум Кеннеди.
Ходила в народе легенда, что Кеннеди после известных кубинских событий призвал первостатейных американских спецов, от физиков до лириков, и повелел, чтоб те составили геополитический прогноз лет этак на тридцать-сорок: какие сложатся в мире ситуации, чего ожидать в грядущем и куда рулить державный корабль под звездно-полосатым флагом. До угрозы мирового терроризма эксперты не додумались, но единогласно порешили, что гонку вооружений надо продолжать, ибо для богатых Штатов она ведет к прогрессу и процветанию, а для бедного Союза – к стагнации и обнищанию. Ergo, Союз этой гонки не выдержит, надуется сверх меры и лопнет где-нибудь в начале девяностых, что и случилось на практике. Легенда гласила, что этот прогноз был принят к сведению и обобщен в секретном документе, и все заокеанские администрации молились на него, точно на пятую книгу Царств
[47]
. И домолились… Союза нет, а есть исламский терроризм, руины в Нью-Йорке, трупы в Москве, войны в Ираке, Палестине и Афгане.
Я изложил все это Бянусу, отметив, что люди склонны ошибаться. Даже столь просвещенные, как президент Кеннеди. Сашка выслушал и буркнул:
– Президент – отец народа, эскиз в золотых тонах… Слушай, Серый, а этот меморандум – не подделка? Вроде протоколов сионских мудрецов?
Там, где Джинн отыскал меморандум, подделок не держат, но рассказать об этом Сашке я не мог. Ни ему, ни Глеб Кириллычу, ни Эбнеру, ни Захре… Может быть, Ахмету, вера которого была наивна, но крепка.
Я пожал плечами.
– Может быть, подделка. Но все равно интересно.
– Интересно, интересно, – повторил он, сел за стол и наполнил рюмки. – Алика вот в парк понесло… Зачем? Тоже интересно… Темень, снега по яйца, и за каждым сугробом – по бандиту… Зачем он поперся в этот гребаный Павловск? Что там делал, кого выслеживал, кого ловил? – Сморщившись, закрыв глаза ладонью, Бянус отвернулся. – Не поймал… Был майор, нет майора…
Алик погиб в Павловском парке, по дороге к вокзалу, около семи – тогда, когда я валялся прикованный к раковине. Ему дважды выстрелили в спину, и умер он мгновенно. Треск выстрелов слышали лыжники; они же его и нашли в четверть восьмого, определили, что уже не дышит, и вызвали патруль. Получалось, что Николай с подельщиками ни при чем – у этих была своя задача, с полной гарантией алиби. Но Николай говорил, что ждут Альберта, да и Борян обмолвился: Альбертик о себе еще напомнит! Вот и напомнил… Я не сомневался, что Алик раскопал некие важные подробности или хотел их раскопать, а потому нанес визит хрумкам. На обратном пути его и застрелили… может, Салудо, а может, наняли киллера… Загадка была не в убийстве и даже не в симагинских раскопках, а в том, как он подставился. Умный человек, а главное, опытный и хладнокровный… слова лишнего не скажет… Или все-таки сказал? Такое слово, что стоило жизни?
Бянус поднял рюмку. Мы выпили, не чокаясь и не закусывая.
Потом я произнес:
– Спрашиваешь, зачем он поперся в Павловск? Он, Сашка, меня выручал. Влип я в одну историю… с тем самым Джеком влип, что узелки твои читает… которого сняли с твоего пентюха…
Его глаза распахнулись.
– Ворюгу нашел? А ворюга – не по зубам? Слишком крутоват?
– Не в ворюге дело. Совсем другой сюжет. – Помолчав, я добавил: – Ты, Саш, извини, но посвящать тебя в эту историю я не буду. Друг у меня один остался.
Взгляды наши скрестились, и Бянус издал какой-то странный звук, то ли всхлипнул, то ли откашлялся. Мы понимали, что больше нам не сидеть втроем, не слушать басистый аликов голос и не внимать перезвону гитарных струн. Никогда, никогда… Это было горько, невыносимо горько! Кто там?… Чингачгук Зеленый Змей без Кецалькоатля, Иудушка Троцкий без Железного Феликса, Рем Квадрига без Клопа-Говоруна…
