Я подъехал к церкви, как раз когда к ней стали прибывать люди. Под темным, затянутым облаками небом внутри церкви было почти невозможно что-либо разглядеть. Серый свет, холодный дождь и пронизывающий ветер свободно проникали внутрь через открытые двери церкви. Через единственное квадратное отверстие в потолке лился еле пробивающийся сквозь тучи дневной свет, освещая тело Джэймтона, лежащее на возвышении. Прозрачный колпак накрывал тело, чтобы предохранить его от дождя. Но священник, проводящий отпевание, и все подходившие попрощаться с телом оказывались открытыми небу и непогоде.
Я встал в очередь, медленно продвигающуюся по центральному проходу мимо помоста. Справа и слева от меня тянулись теряющиеся во мраке барьеры, за которыми обычно стоят квакеры во время службы. Стропила слегка скругленной крыши скрывались во тьме. Музыки не было, но низкий гул людских голосов, произносящих молитвы, сливался в какой-то грустный речитатив. Как и Джэймтон, все люди, присутствующие здесь, были довольно смуглыми. Их далекими предками являлись выходцы из Северной Африки. В полутьме церкви темные фигуры сливались друг с другом и как бы растворялись в сумерках.
Наконец и я прошел мимо тела Джэймтона. Он выглядел точно таким же, каким я его запомнил. Смерть оказалась бессильна изменить его. Он лежал на спине, руки — вдоль тела; губы, как всегда, крепко сжаты. Только глаза были закрыты.
Непогода разбередила мою рану, поэтому я довольно заметно прихрамывал, а когда отходил от тела, кто-то тронул меня за локоть. Я резко обернулся. Я был одет не в журналистскую униформу, а в обычную гражданскую одежду, чтобы не привлекать внимания.
Опустив глаза, я увидел молодую девушку с солидографии Джэймтона. В сером призрачном свете ее лицо напомнило мне лик в витраже одного древнего собора на Старой Земле.
— Вы были ранены, — тихо сказала она мне, — Вы, должно быть, один из солдат, знавших его еще по Ньютону, до того как ему было приказано вернуться на Гармонию. Его родители, являющиеся также и моими, могли бы найти утешение в Господе, встретившись с вами.
Тут меня окатил дождевыми брызгами резкий порыв ветра, и его ледяное дыхание, казалось, пронзило меня до самых костей.
— Нет! — воскликнул я, — Я не солдат. И я не знал его. — Резко отвернувшись от нее, я начал проталкиваться сквозь толпу к выходу из церкви.
Но через некоторое время я замедлил шаг. Девушка уже затерялась во мраке среди людей. Медленно я пробрался к выходу из церкви и остановился, наблюдая за входящими людьми. Они шли и шли, одетые в свои черные одежды, с опущенными головами, разговаривая или молясь вполголоса.
В голове моей не рождалось ни одной мысли. Была лишь усталость, которую я привез с собой с Земли. Голоса продолжали звучать вокруг меня, и я почти задремал, перестав осознавать, зачем вообще сюда пришел.
Затем из этого гула вдруг выделился голос девушки, и это вывело меня из состояния полудремы.
— …он отрицает это, но я уверена, что он один из тех, кто был с Джэймтоном на Новой Земле. Он хромает, скорее всего его ранили.
Это был голос сестры Джэймтона; сейчас она говорила гораздо громче, чем со мной. Я полностью пришел в себя и увидел ее совсем недалеко, рядом с двумя пожилыми людьми, которых я тоже видел на солидографии Джэймтона. Молния леденящего ужаса пронзила меня.
— Нет! — чуть ли не заорал я, — Я не знал его. Я никогда не знал его. И я не понимаю, о чем вы говорите!
Затем повернулся и выскочил из церкви под спасительный дождь.
Наверное, я пробежал не менее тридцати — сорока шагов. Но, не слыша никаких звуков за своей спиной, я остановился.
Здесь, снаружи, я был в одиночестве. Тучи сгустились еще больше, и дождь хлынул с новой силой. Он почти что скрыл все вокруг меня своим барабанящим, струящимся занавесом. Я даже не мог разглядеть машины на парковке, лицом к которой я сейчас стоял. Я поднял лицо, подставил его ливневым потокам, и капли заколотили по моим щекам и закрытым векам.
— Так, — произнес голос позади меня. — Значит, вы не знали его?
Эти слова, казалось, разрубили меня пополам, и я почувствовал себя как загнанный волк. Я резко обернулся.
— Да, я знал его! — признался я.
Передо мной стоял Падма в своем голубом одеянии, которое, как ни странно, дождь, похоже, не намочил. Его руки, в жизни не державшие оружия, были сложены на животе.
Но та частичка меня, которая сейчас была волком, чувствовала, что он охотник и вооружен.
— Вы? — удивился я, — Что вы здесь делаете?
— Мы вычислили, что вы сюда приедете, — спокойно ответил Падма, — И поэтому я здесь. Но почему вы здесь, Там? Среди этих людей наверняка найдется по крайней мере несколько фанатиков, которые слышали о той роли, которую вы сыграли в смерти Джэймтона и в капитуляции войск квакеров.
— Слухи! — воскликнул я, — А кто их пустил?
— Вы сами, — ответил Падма. Он пристально посмотрел на меня. — Разве вы не знаете, что рисковали жизнью, приехав сюда?
Я открыл было рот, чтобы возразить ему. Но затем понял, что действительно знал об этом.
— А что, если им кто-нибудь скажет, — наклонился ко мне Падма, — что Там Олин, журналист, готовивший репортажи о кампании на Сент-Мари, находится здесь инкогнито?
Я посмотрел на него с волчьей угрюмостью:
— Неужели ваши принципы позволили бы вам сделать такое?
— Нас неверно понимают, — холодно произнес Падма. — Мы нанимаем солдат сражаться на нашей стороне не из-за какой-то этической заповеди, но просто потому, что, если мы прямо окажемся втянутыми в конфликты, мы лишимся нашей эмоциональной перспективы.
Во мне уже не осталось страха, только тяжелое чувство опустошенности.
— Что ж, давайте, зовите их, — пробормотал я.
Странные светло-карие глаза Падмы внимательно следили за мной сквозь пелену дождя.
— Для этого мне не нужно было бы приезжать сюда самому.
— Так почему вы сюда приехали? — Слова словно наждаком драли мне горло, — Почему я так волную вас, экзотов?
— Нас волнует каждый индивидуум, — произнес Падма. — Но более всего мы заботимся о расе в целом. И вы по-прежнему представляете для нее опасность. Вы непризнанный идеалист, Там, притом нацеленный на разрушение. Существует закон сохранения энергии в общей системе причинно-следственных связей, как, впрочем, и в любой другой науке. Ваша ориентированность на разрушение была несколько ослаблена на Сент-Мари. Что будет, если эта потребность обернется внутрь, на вас, или окажется нацеленной вовне, на всю расу?
Я рассмеялся и сам поразился хриплости своего смеха.
— И что вы собираетесь с этим делать?
— Показать, что нож, который у вас в руке, может порезать как того, на кого он направлен, так и держащую его руку. У меня есть для вас новости, Там. Кенси Грэйм убит.
