— И что ты сделал? — поинтересовался Кенси.
— Направил его к моему командиру — но сначала отправился к нему сам и заявил, что, если среди моих солдат найдутся пятеро, которые согласятся на подобную работу, он может на следующий день перевести их куда угодно.
Ян кивнул:
— Ничто так не портит солдата, как роль мясника.
— Командир все понял, — сказал Мор. — Я слышал, они все же нашли палачей — но только не среди моих ребят.
— Искушения подобны вампирам, — сурово произнес Ичан. — Военная служба — чистое искусство. Человеку, который испытывает тягу к крови, деньгам или женщинам, я никогда не стал бы доверять.
— На Маре и Культисе прекрасные женщины, — улыбнулся Мор. — Я слышал.
— Я в этом не сомневаюсь, — Кенси повеселел. — Но рано или поздно придется вернуться домой.
— Дай бог, чтобы все вы смогли вернуться, — угрюмо сказал Ичан. — Я дорсаец, и я Грэйм, но если бы наш маленький мир мог предложить что-то иное, а не кровь наших лучших воинов в обмен на специалистов с других планет, я был бы весьма доволен.
— А ты остался бы дома, отец, — спросил Мор, — если бы был молод и обе твои ноги были здоровы?
— Нет, Мор. Но есть и иные занятия, кроме искусства воевать, — даже для дорсайца. — Он посмотрел на старшего сына. — Когда наши праотцы обосновались здесь меньше чем сто пятьдесят лет назад, в их намерения вовсе не входило поставлять пушечное мясо для других восьми систем. Им просто нужен был мир, где ни один человек не мог бы распоряжаться судьбой другого против его воли.
— Так оно и есть, — мрачно сказал Ян.
— Так оно и есть, — эхом отозвался Ичан, — Дорсай — свободный мир, где любой может делать все, что считает нужным, до тех пор пока он уважает права остальных. И ни одна из других восьми систем не отважилась бы попытать счастья на нашей планете. Но цена этого… цена… — Он покачал головой и снова наполнил свой бокал.
— Слишком суровое напутствие для сына, который только вступает в жизнь, — сказал Кенси. — В жизни есть и немало хорошего. Кроме того, сейчас на нас оказывают экономическое давление, а не военное. Кому, в конце концов, нужен Дорсай, кроме нас самих? Мы словно орех, и с очень маленьким ядром. Взять один из богатых новых миров — например, Сету в системе Тау Кита, или один из еще более богатых старых миров — Фрайлянд, или Ньютон, или даже саму старушку Венеру. У них есть причины для беспокойства. Они готовы драться друг с другом за талантливых ученых и инженеров, выдающихся художников и врачей. И благодаря этому у нас больше работы и соответственно лучше наша жизнь.
— Ичан тем не менее прав, Кенси, — проворчал Ян, — Они до сих пор мечтают собрать всех наших свободных людей в одну кучу, а затем договориться о том, чтобы с их помощью держать под контролем все остальные миры, — Он наклонился через стол к старшему брату, и в приглушенном свете столовой перед глазами Донала внезапно мелькнул белый шрам, извивавшийся вдоль его предплечья, словно змея. — От этой опасности мы не будем свободны никогда.
— Пока кантоны остаются независимыми от Совета, — произнес Ичан, — а семьи — от кантонов, им ничего не удастся сделать, Ян. — Он кивнул в сторону сидящих за столом. — Можете отправляться на войну с легким сердцем. Я обещаю вам, что в этом доме ваши дети вырастут свободными — свободными от чьей-либо воли, — или этот дом просто не будет здесь стоять.
— Я верю тебе. — Глаза Яна блестели в полумраке, и он был близок к столь характерному для дорсайца всплеску эмоций — одновременно и холодному, и смертоносному. — У меня под этой крышей двое мальчиков. Но помни, что ни один мужчина не совершенен — даже дорсаец. Помнишь Махуба Ван Гента? Он мечтал о своем маленьком королевстве в Южных землях — всего пять лет назад, Ичан!
— Это было на другом краю мира, — заметил тот. — И теперь Махуб мертв, пал от руки одного из Бенали, своего ближайшего соседа. Дом его сожжен; никто более не признается в принадлежности к роду Ван Гентов. Что тебе еще нужно?
— Его следовало остановить раньше.
— Каждый имеет право на собственную судьбу, — мягко заметил Ичан, — Пока он не вмешается в судьбу другого. Его семья достаточно пострадала.
— Да, — кивнул Ян, успокаиваясь, и налил себе еще вина. — Это верно… это верно. Они не виноваты.
— Что касается экзотов… — тихо начал Мор.
— О да! — Кенси, в отличие от брата-близнеца, был абсолютно спокоен, — Мара и Культис — интересные миры. Отнеситесь к ним со вниманием, если когда-либо окажетесь там, Мор, или ты, Донал. Они славятся своим искусством, одеждой и украшениями. Сами не участвуют в боевых действиях, но умеют набирать хороших наемников. Мара и Культис известны и кое-чем еще — я был знаком с одним из психологов-экзотов.
— Они достаточно порядочны, — сказал Ичан.
— И это тоже, — согласился Кенси. — Больше всего меня привлекает то, что они стремятся к своей цели своим путем. Если бы я мог выбирать мир, где родиться…
— Я всегда был бы солдатом, — воскликнул Мор.
— Это ты сейчас так думаешь. — Кенси глотнул из стакана. — Но сегодня у нас дикая цивилизация, индивидуальность которой распадается на двенадцать различных культур. Менее чем пятьсот лет назад рядовой человек и мечтать не мог о том, чтобы оторваться от земли. И чем дальше, тем быстрее мы движемся. И чем быстрее, тем дальше.
— К этому нас толкает венерианская группа, не так ли? — выпалил Донал, юношеская застенчивость которого полностью исчезла под влиянием паров виски.
— Подумай сам, — обратился Кенси к нему. — Наука — единственная дорога в будущее. Старая Венера, Старый Марс, Кассида, Ньютон — может быть, они уже отжили свое. Блэйн — богатый и могущественный старик, но он не знает всех этих новых штучек, которые придумывают на Маре и Культисе или даже на Квакерских мирах и Сете. Вы, двое молодых, когда окажетесь среди звезд, должны будете как следует оценить обстановку, поскольку девять шансов из десяти, что вас постараются одурачить.
— Слушайте его, мальчики, — одобрительно проговорил Ичан. — Ваш дядя — настоящий мужчина и на голову вас выше. Расскажи им, Кенси.
— Ничто не стоит на месте, — начал Кенси, и при этих словах виски молниеносно ударило Доналу в голову, стол и темные скуластые лица перед ним словно поплыли куда-то во мрак столовой, а громовой голос Кенси донесся до него откуда-то издалека: — Все меняется, и об этом вы должны помнить постоянно. То, что было истинно вчера, может не быть истинным завтра. Так что помните об этом и не относитесь безоговорочно к чьим бы то ни было словам, даже к моим. Мы расплодились, как библейская саранча, и рассеялись среди звезд, разделившись на группы, каждая из которых решила избрать свой собственный путь. И теперь, хотя мы вроде бы по-прежнему рвемся куда-то вперед, не знаю уж куда, с головокружительной и все возрастающей скоростью, меня не покидает ощущение… что все мы как будто замерли на краю чего-то, чего-то огромного, ни на что не похожего и, возможно, ужасного. В самом деле, пора двигаться осмотрительнее.
