Деток я вырастила, долг исполнила. Если ты читаешь это письмо, значит ты видишь их собственными глазами. Боюсь я, что предаю тебя, мальчик, втягиваю в этот фильм-ужасник. — Помнишь, как ты их любил? Но взяла с меня бабушка обещание, чтобы сейчас написала я такое письмо и отдала его моему знакомому сталкеру. А сталкер знакомый один у меня — ты.
Если сможешь, Вовочка, помоги им, если для тебя это не очень опасно.
Очень люблю тебя и всегда скучала. Передай Васеньке милой и Сергею мой привет. Уверена я, что живы они и здоровы. Я виновата перед ними, пусть они меня простят. И ты меня прости.
Тётя баба Ира твоя».
Даты не было. Сигаретная пачка была пуста. Комбат смял её, всунул в горку пепла в пепельнице, выдернул зубочистку из стаканчика, сжевал, стараясь делать это медленно. Сложил письмо, разгладил его ладонями на столе. Детки мёртвой бабушки, по всей видимости, даже не шелохнулись, ожидая, пока он закончит чтение. Дети Зоны, могли.
Комбат остро пожалел, что в его коммуникаторе нет хотя бы счётчика Гейгера.
— Я могу купить вам сигарет, — предложила Владислава. — Мне нетрудно.
— Да… если нетрудно… — выговорил Комбат. — Скажите просто, чтобы записали на меня там.
Она кивнула и легко, как пушинка от ветерка, поднялась и ушла к стойке.
— То есть… типа… вы с сестрой родились в Зоне, что ли? — спросил Комбат.
— Маловероятно, — сказал Владислав. — Но в Зону мне попасть нужно.
— Зачем? — понимая, что спрашивает глупость, но не в силах не спросить, сказал Комбат.
— Вроде бы не принято такое спрашивать, нет? — сказал Владислав, приподняв бровь. — Мне нужно. — Он извлёк из-за пазухи свёрток и положил его на стол. Прозрачный целлофан. Фотография пожилой женщины на фаянсовой лепёшке. — Мне нужно похоронить родителей, чтобы затем жить своей жизнью, без долгов. Пусть это даже бредовый, воображаемый долг. Но психологический барьер есть и очень сильно мне мешает. И мне, и сестре. Дефект хорошего воспитания. Думаю, вы понимаете меня, Владимир Сергеевич.
Ах, тётечка Ирочка, тётечка Ирочка! Да, Комбат его понимал.
— И, кроме того, я не собираюсь…
Вернулась Владислава с сигаретами. Комбат, едва не сорвав ноготь, разодрал обёртку в клочья и закурил так жадно, словно дождь хлынул над пустыней. Владислава села на своё место. Она улыбалась чему-то. Она принесла себе и брату ещё по чашечке кофе на одном подносике.
— Вы не нервничайте, Владимир Сергеевич, — сказал Владислав. — Вам нужно время опомниться, мы это понимаем. Время на это мы учли.
— Не надо мне говорить, что мне делать, молодой человек! — Никак не получалось успокоиться. Выскальзывал сам у себя из рук, как мокрое мыло. Время на это они учли!
— Прошу прощения, — тотчас сказал Владислав. — Я продолжаю. Я не намерен использовать вашу любовь к тёте Ире для уговоров. Мне надо в Зону. Вы один из лучших ведущих. Знаменитость. «Маршал». Сколько стоят ваши услуги, Владимир Сергеевич?
— Вы говорите «я, мне, меня», — сказал Комбат. — Вы что, хотите выйти один? Да, спасибо за сигареты, Владислава…
— Мне было нетрудно.
— Да, разумеется. Один.
— Я сопровождаю брата, потому что лучше ориентируюсь в повседневности, — пояснила Владислава.
— То есть? — удивился Комбат.
— Соприкосновения с грубой реальностью жизни ранят его. Перед продавцом сигарет его душа беззащитна. Ваш дикий городок такой дикий городок.
Это было нечто. Комбат аж про тётю Иру позабыл на минуту. Ну и вечерок, ну и клиенты. Парень, конечно, худенький и чистенький, но отнюдь не мягкий. Нет, не мягкий. Мягко стелет — это да. Но под периной — шарики для подшипников. Россыпями. Или Комбату чутьё изменяет? Суета в том зале какая-то.
Комбат сообразил, что суета началась уже пару минут как.
— Влада, не стоит так-то уж, — произнёс Владислав. — У Владимира Сергеевича может сложиться неверное впечатление обо мне. Да и о тебе тоже.
— Нет, не сложится, Влад. К сожалению.
— Что ты имеешь в виду?
— А вот смотри.
Отчётливо взвизгнули женщины, в зале зажёгся верхний свет. Суета приобретала характер, очертания, и — приближалась. С серебряным звоном разлетелись висюльки в арке. Очертания суеты выяснились окончательно, когда сталкер Кость, с совершенно перекошенной, разбитой в кровь мордой, ввалился в зал. Он зажимал один глаз рукой и пытался что-то кричать. Крик не выходил из него: сталкер Кость никак не мог перевести дыхание.
— А, — сказал Владислав понимающе.
— Он хлопнул меня по заднице, — объяснила Влада.
Владислав сокрушённо покачал головой.
— Всё к лучшему, сестра? — спросил он.
— Как обычно, — ответила она. — Всё очень скучно. Выбешивает не грубость, а одинаковость грубости. И реакция на твою реакцию. Помнишь, Влад, «Неукротимую планету»?
— Сейчас разберёмся, — сказал Комбат, в принципе, обрадованный переменой блюд. Странные клиенты — к ним надо привыкнуть. Иначе решение невозможно будет принять. Отмахнуться от них нельзя — мощная рекомендация, но и выходить в Зону со странным… дитём Зоны? Могли встал перед Комбатом как живой, как будто не прошло пять лет… Удовольствие очень специфическое — общение с ребёнком Зоны. Небанальное… Фантастика вообще… учли они время и на его, Комбата, шок, что ли?
— Сейчас разберёмся, — повторил Комбат, отодвигая коммуникатор, ридер и сигареты к стене. Письмо спрятал в карман. Он не торопился. Напряг воображение. Время подчинялось сразу и — привычно.
— Нет, Владимир Сергеевич, не вмешивайтесь, — произнёс Владислав.
— Вы за моим столом.
— Благодарим вас, но всё к лучшему. Не вмешивайтесь.
Кость надвинулся.
Двигался он, между прочим, с трудом. То ли ноги его не держали, то ли сориентироваться не мог. Вообще-то, Кость был малопьющий сталкер. Что-то у него там было с печенью, он даже вроде собирался её менять. Вроде бы ему её уже выращивали в Канаде. Ну то есть давно бы уже вырастили, но что-то не получилось с первого раза. А деньги — тьфу… Впрочем, на его воспитании болезнь, если она и была, не отражалась никак. Он был гиперактивный бабник. Не подлец, нет, не хамло, но его руки и сердце не знали покоя, равно как и остальная его половая аппаратура, включая язык.
С тылу огорчённого Костя подпирала целая толпа зевак и свидетелей обвинения.
Глава 4
КОСТЬ В ГОРЛЕ
I'll tell you from the start,
He's gonna break your heart.
You can't stop the lover boy,
You can't stop the lover boy.
He's gonna tell you lies,
But you won't realize,
