— Я вижу движение! Это ловушка! — вопреки своему обычному спокойствию, почти закричал Ментал.
Не ожидая команды Расанова, Родионов дал условный сигнал к отходу. Дехтер и его люди услышали вой, донесшийся из динамика вертолета, и остановились. По знаку командира все начали отступать, пятясь и держа руины на прицеле. Пока ничего определенного они там не видели, но интуитивно чувствовали исходившую оттуда опасность.
Люди уходили, Молох был раздражен. Полтора десятка боевых щупальцев проскользнули по коридору и лестнице, взметнулись над поверхностью и с большой силой ударили по отбегавшим чужакам, метясь в самое их беззащитное место — в живот. Раньше такой удар пробивал жертву насквозь и лишал ее возможности сопротивляться, но не в этот раз. Острые концы щупальцев лишь клацнули по пластинам бронежилетов. В ответ раздались выстрелы, и Молох узнал, что оружие людей не так безобидно: шквал пуль рассекал щупальца, делая их бесполезными. Оставшиеся беспорядочно нападали, ища слабые места. Одного пришельца они поразили в шею — тот рухнул на колени, и Молох сразу же потащил его к своему телу. Он буквально всосал его еще живым.
— Это там — под руинами! — крикнул Ментал, тыкнув пальцем в центр монитора. Его глаза покраснели от напряжения и вылезали из орбит. — Я его чувствую! Остановись! Остановись! — не понятно к кому обращаясь, шептал Ментал.
Молох почувствовал сильную волну мыслей одного из людей, оставшихся в машине. Это существо упорно говорило ему: «Уходи! Ты погибнешь! Ты погибнешь!..» Он старался не обращать внимания, но что-то похожее на страх мешало ему сосредоточиться. Щупальца его не слушались и медленно приближались к уходившим людям; удары получались слабые и неточные, автоматные очереди все чаще отшибали эти отростки. Но вот вертолет стал подыматься — они бросают своих, они уходят, значит, они боятся Молоха, и теперь ничто не помешает ему уничтожить оставшихся на земле. Большинство людей уже не стреляли — боеприпасы кончились, поэтому они просто бежали к вертолету, предательски подымавшемуся вверх. Тут мешавший Молоху, угнетающий его сознание посыл ослаб, он сосредоточился и вогнал щупальца в одного из убегавших.
Лучи фар-искателей осветили огромную тушу Молоха, и вертолет завис над ним, как бы давая время уновцам уйти подальше. Дехтер понял план Родионова и спешил увести бойцов, чтобы укрыться от взрыва за бетонной стеной одного из цехов.
Молох оцепенел, ослепленный светом и не испытанным доселе чувством опасности. Неожиданно вертолет начал удаляться, и вдруг от него отделились два огненных столба. Молох мгновенно понял, что это катастрофа, но сделать уже ничего не мог. Ракеты вошли прямо в тушу, разорвав ее на сотни кусков, одновременно сжигая их в пламени. Шквал авиационных снарядов из вертолетных пушек ударил по обугленным и еще горящим останкам. В последний момент Молох вспомнил о божестве, которое лежит где-то далеко, в тысячах километров от него. Он обратился к нему за помощью. Но божество послало эмоциональную картинку, из которой следовало, что Молох — полное ничтожество, которое позволило себя убить. К предшествующим смерти ужасу и боли добавилось острое чувство бессмысленности существования…
Молох-2 помнил какой-то взрыв, до которого он был частью большого тела, видел образы людей и вертолета, которые уничтожили его прародителя. Один кусок материнского тела ракетным взрывом швырнуло далеко за бетонную плиту, и это спасло Молоха-2 от огня. Он терпеливо исторг из себя обожженные участки, округлился и пополз по руинам, находя и поглощая мертвые, но пригодные к потреблению куски материнского тела. Ему предстоит многое узнать и многому научиться, но уже сейчас очевидным является одно: люди — его враги, которых надо уничтожать.
* * *
Уновцев, пораженных монстром, похоронили недалеко от злополучного убежища. Тело одного и все, что осталось от второго, положили в наспех вырытую могилу и засыпали. Молча проследовали в вертолет, поднялись и уже ночью полетели в Минск.
Спустя полчаса они были над Минском. В кромешной темноте город различить было невозможно, только на обзорных инфракрасных мониторах угадывались контуры строений и руин. Из картинки следовало, что Минск поражен гораздо сильнее Москвы. Город зарастал лесом. Радиоактивный фон был выше, и с трудом верилось, что в этом аду могли выжить люди.
Родионов предложил дождаться рассвета, так как сориентироваться в темноте было сложно. Покружив, он нашел подходящее место для посадки. Дехтер, чтобы ободрить бойцов, в крепких выражениях охарактеризовал неизвестную доселе форму жизни, встретившуюся им, раздал паек и приказал всем спать до утра.
Утром Игоря разбудили тоскливые восклицания Бульбаша, который разглядывал город за окном. Бульбаш был белорусом и прозвище свое получил из-за каких-то забытых ассоциаций с родной страной или родным городом. В Москву он приехал со школьной экскурсией, десятилетним мальчиком. Когда начали рваться бомбы, он отстал от своего класса и заблудился в переходах метро. Одноклассников и учителей он больше никогда не видел. Вырос мальчик в Полисе. Незлобный характер и физическая сила помогли ему выжить и даже найти приемных родителей. В 18 лет он пошел в спецназ Полиса. Его пригласили в миссию как «коренного» минчанина.
Вертолет поднялся в воздух и сделал несколько кругов над северо-восточной частью Минска прежде, чем Бульбаш начал узнавать его районы. Он был ошеломлен видом родного города. Воспоминания об оставшихся здесь родителях и сестренке не давали сосредоточиться. Да и почти все возможные ориентиры были разрушены. Наконец он различил широкую полосу, поросшую кустарником, уходящую в нужном направлении. Это и была некогда главная артерия белорусской столицы, проспект Франциска Скорины. Пролетев десяток километров южнее, они увидели еще одну широкую разрушенную улицу.
— Вот это, думаю, Партизанский проспект. Нам туда, — произнес Бульбаш.
Полетели вдоль Партизанского в направлении центра города. Впереди возвышалась чудом уцелевшая вышка сотовой связи. Пожалуй, это была единственная вышка в Минске, которая выстояла. Большинство из них находились на крышах, поэтому рухнули вместе с домами. Опустились метрах в трехстах от вышки, на относительно свободную площадку среди руин жилых домов. Дехтер хотел было спросить кое-что у Ментала, но последний, не открывая глаз, сам ответил на еще не заданный вопрос:
— Этот город враждебен нам. Кругом опасность. Но в радиусе ста метров от вертолета и на вышке я никакой опасности не чувствую.
Дехтер резко спросил:
— Что значит «не чувствую»? Опасности нет или ты ее не улавливаешь?
— Не чувствую — значит не чувствую. Если что-то почувствую, я сразу сообщу.
Так и не открыв глаз, Ментал демонстративно отвернулся, дав понять, что разговор окончен.
Десять спецназовцев попарно выпрыгнули из вертолета. Радист был в паре с Дехтером. Как только он оказался вне вертолета, Игоря пробрала дрожь. Не от холода. Скрытая угроза исходила отовсюду. Сквозь резину противогаза был слышен шелест листьев, хотя ветра почти не было. Ему казалось, что сама природа шепчет: «Уходи отсюда, ты здесь — чужой. Уходи, пока жив». Где-то вдалеке раздался вопль то ли неведомого животного, то ли обезумевшего человека. На вопль с другой стороны отозвался какой-то хриплый стон. Радист остановился в нерешительности, но Дехтер уже двигался короткими перебежками, и Радист, пересилив себя, побежал за ним.
