Чудесная погода не могла не улучшить настроения девушки, хотя в душе ее по-прежнему царило смятение. Она начала вприпрыжку спускаться по склону, выкрикивая на ходу:
— Ноннус, это я! Мне нужна твоя помощь!
Отшельник стоял на берегу ручья и обстругивал ветку ясеня уложенную на самодельные козлы. Видно, занимался он этик давно: стружка покрывала землю, колечками свисала с тростника в изобилии росшего вокруг. Ручей был небольшой — не более шести дюймов в глубину, за исключением запруды, которую устроил Ноннус. Берега водоемчика отшельник выложил разно цветными камнями, что было красиво и облегчало купание и походы с котелком за водой.
— Надеюсь, ты не заболела, дитя мое? — спросил отшельник, вытирая нож о край туники. Он одарил девушку сдержанной улыбкой, которую остальным жителям деревни доводилось видеть, прямо скажем, нечасто. — Да нет, по твоему виду не скажешь.
Ноннус критически осмотрел лезвие ножа, повертев его так и эдак на свету. Удовлетворенный результатами, засунул свое оружие обратно в ножны.
Каждый мужчина на Хафте носил с собой нож — необходимую вещь, если надо перерезать веревку, выковырять камешек из овечьего копыта или пометить нужную палочку. Да мало ли ситуаций, когда сельскому жителю не обойтись без ножа.
Инструмент изготавливался местным кузнецом из полосок кованого железа. Накладки — из кости, рога или дерева — обычно делались плоскими, чтобы удобно было держать в руке. Закругленное на конце лезвие, как правило, не превышало шести-восьми дюймов и в случае нужды затачивалось о ближайший камень.
Нож отшельника был в этом отношении уникальным. Он выглядел не рабочим инструментом, а произведением оружейного искусства. Его лезвие, длиной в фут и толщиной в женский мизинец, было изготовлено из полированной стали. Его режущая кромка ближе к острию имела изящный изгиб, позволявший перераспределять вес ножа при броске.
Ноннус использовал свой нож повсюду — от мелочей до серьезных дел, где его односельчане предпочли бы более грозны? инструмент, как-то лук, тесак или криволинейный струг. Лезвие ножа было достаточно твердым для грубых работ и достаточно острым, чтобы подровнять бороду или волосы. Шарине не раз приходилось наблюдать, как отшельник без всяких усилий, простыми механическими движениями рубил дерево так, что щепы: летели аж до самого ручья.
— Нет, здоровье мое в порядке, — успокоила его девушка. Она спрыгнула в овраг, схватилась за ветку и ловко вскарабкалась на противоположный склон.
— Ноннус, — сразу перешла к делу Шарина. — От меня требуют, чтобы я поехала на Орнифал — Азера и Медер, я имею в виду… Мне хотелось бы, чтобы ты поехал со мной, поскольку я тебе доверяю. И к тому же ты прежде жил в больших городах.
— Скорее посещал их, — слабо улыбнулся отшельник. — Но я не горожанин, как твой отец, Шарина. Правильнее будет, если он или твоя мать поедут с тобой.
Ноннус потянулся и достал из ручья берестяное ведро с березовым соком, закупоренное смолой. В проточной воде напиток сохранял свою прохладу даже в самые жаркие летние дни. К ведру на крючках были привешены две кружки — одна из них, белая, специально держалась для Шарины. Отшельник зачерпнул соку и подал девушке.
— Если Райз или Лора поедут туда, то сделают это по собственным мотивам, — мрачно пробормотала девушка, уткнувшись в кружку. — А мне нужен человек, который прежде всего заботился бы обо мне.
Ноннус окинул взглядом свою хижину и сад.
— Хафт — благодатное место для меня, — сказал он. — Я осел здесь, потому что это самая крайняя точка, куда я смог удалиться, не рискуя свалиться за край мира… — Он снова посмотрел на девушку, и его улыбка блеснула, как солнечный луч сквозь ледяную глыбу. — …к чему я пока не готов. На самом деле я уже очень давно не был на Орнифале.
Шарина, в свою очередь, посмотрела на собеседника. Губы у нее нервно подрагивали.
— Ноннус… — с видимым усилием произнесла она. — Дело в том, что Райз и Лора не настоящие мои родители. Я — дочь графа Ниарда и графини Теры.
Отшельник только хмыкнул с легким недоверием.
— Ты слишком умна, чтобы безоговорочно верить чужим рассказам о твоем происхождении, — мягко укорил он ее. — Мне этот вопрос никогда не казался таким уж простым. Да и, если на то пошло, столь уж важным для обсуждения.
Тут нет никаких сомнений, — возразила Шарина. В глубине души она чувствовала себя немного уязвленной тем, что отшельник так мало значения придал ее признанию. — Медер провел обряд призвания. Он ведь колдун, ты знаешь.
— И очень могущественный, если верить Теноктрис, — добавил Ноннус. — Но я бы не рискнул строить свою жизнь на словах или поступках колдунов.
Если в начале разговора отшельник был задумчив, то теперь голос его дрогнул, лицо застыло в напряженной гримасе.
— Ноннус? — жалобно пролепетала девушка. — Я ведь ничего не знаю о колдунах. Но он показался мне настоящим…
Ноннус нарочито спокойно повесил свою кружку обратно на ведро и отвернулся от Шарины.
— Я нимало в этом не сомневаюсь, — сказал он. — Люди такого сорта считают, что изменяют мир своими заклинаниями. Но они ошибаются!
Шарина продолжала держать кружку обеими руками, но не решалась отпить из нее.
Она боялась, что любое ее движение только усугубит непонятное настроение отшельника. Посему она стояла неподвижно, не хуже образа Госпожи, вырезанной на стволе растущего тут же дерева.
— Граф Сандраккана поставил колдунов на страже своего лагеря, когда противостоял королю Валенсу у Высокой Стены, — заговорил Ноннус. Теперь его голос больше напоминал рычание дикого зверя или завывания вьюги. — Пока армии сближались, колдуны приносили в жертву цыплят и овец, перерезая им глотки. Кровь стекала по стенам, они читали свои заклинания, а затем земля начала сотрясаться.
Он бросил взгляд на изображение Госпожи, и на губах его промелькнула улыбка. Обернувшись снова к девушке, отшельник закончил свой рассказ:
— Они заставили землю трепетать, как одежду на ветру. Ну и что из того? Во время любого шторма волны в сотню футов вздымаются и разбиваются об остров Пьюл! Обычное дело… Но орнифальское ополчение на правом фланге запаниковало, и кавалерия Сандраккана прорвалась через них и окружила короля Валенса!
Хотя он старался говорить спокойно, видно было, что эмоции переполняли его и делали речь невнятной. Отшельник посмотрел на Шарину, и она сказала то, что должна была сказать:
— Но ведь Кровавые Орлы выстояли, Ноннус?
— О да! — произнес он тонким отчаянным голосом. Шарина содрогнулась — она даже не представляла себе, что такой звук может вырываться из человеческого горла. — Они выстояли.
Девушка потянулась к отшельнику с такой осторожностью, будто перед ней была невообразимо тонкая ткань, которая может рассыпаться от одного прикосновения. Он не ответил на ее движение, только улыбнулся. Его посох стоял, прислоненный к дереву, где Ноннус работал. Он взял его в руки.
