Архивариус оборвал себя на полуслове и, сдернув с носа очки, принялся их яростно надраивать несвежим носовым платком, выуженным из кармана. Молодой ученый понял, что пришла пора откланяться.
– А что вас конкретно интересовало? – внезапно оборвал свое увлекательное занятие владелец груд докладов о социалистическом соревновании между районами, ветхих пирамид статистических отчетов и развалов прочего бумажного мусора, в эпоху тотального отсутствия дефицита не годного даже в макулатуру. – Я немецкую эпоху имею в виду…
– Хотел поискать что-нибудь о Юргене фон Виллендорфе, – печально вздохнул Князев. – Вам это имя что-нибудь говорит?
– Юрген фон Виллендорф?! Конечно! Такой замечательный был человек! Да это же наш выдающийся земляк!.. Я, конечно, приехал сюда лишь в семидесятых, – несколько смущенно поправился архивист. – Но здесь Великого Скульптора помнит каждый камень на мостовой!..
– Как оказалось – не каждый, – не удержался от колкости Евгений, только что безуспешно посетивший городскую библиотеку, где заведующая, «девушка за сорок», только выпучила глаза на странного посетителя, задающего малопонятные вопросы.
– Да полно вам… Все равно вы обратились не по адресу, – перебил его очкарик. – В городском архиве Тейфелькирхена на январь сорок пятого, когда город был занят частями Красной армии, сохранились лишь бумаги городского магистрата. В лучшем случае, даже если бы вам повезло, вы отыскали бы в нем лишь запись о рождении скульптора, его конфирмации, бракосочетании или смерти. Когда это городских чиновников интересовало что-либо другое? Все сколько-нибудь важные бумаги покойного хранились у его наследников…
Архивариус внезапно замолчал, воровато оглянулся, словно его мог кто-нибудь подслушивать, и, схватив Женю за рукав, зашептал ему прямо в ухо, обдавая несвежим дыханием не очень здорового пожилого человека:
– Ходят слухи, что все касающееся фон Виллендорфа было изъято гестапо в конце войны, когда только начинал строиться завод. И его наследники – тоже…
– А кто это говорит? – заволновался Князев, нутром почуяв тоненькую ниточку, протянувшуюся к нему через годы.
– Все говорят… – туманно ответил очкарик, снова оглядываясь, – но я могу вам сообщить, где найти по крайней мере одного из тех, кто знает точно…
* * *
– А кто вы, собственно, такая? – вахтер стоял неприступно, словно скала. – Документы свои покажите!
– Я журналист… Вот… – неловко совала неуступчивому стражу заводских ворот свою редакционную книжечку Вера. – По заданию редакции… Чтобы очерк написать о вашем предприятии…
– Без разрешения директора не имею права! – Такому вахтеру склад с ядерными боеголовками охранять бы, а не заштатный литейный заводишко.
– А как мне с ним связаться?
– Нет его. На следующей неделе только будут. В понедельник обратитесь в бюро пропусков, – кивок в сторону запертой на висячий замок клетушки. – Тогда и пропущу. А пока – попрошу очистить помещение! Попрошу! Шляются тут всякие!.. Прямо косяком прут, право дело!..
Странное дело: даже краешек крупной купюры, мелькнувший в руках девушки, не оказал обычного в таких случаях воздействия, наоборот, лишь добавил неумолимому «стражу врат» рвения. Вера вылетела за дверь, даже не обратив внимания на последние слова рассерженного старика…
Она стояла у проходной и чувствовала, как на глазах закипают слезы. Это был как раз тот нечастый случай, когда юная журналистка чувствовала полное свое бессилие. Ждать целых пять дней! Немыслимо!
«А что, если поискать щель в заборе? Может быть, где-нибудь подальше от этой конуры с Цербером
[21]
».
Территория завода раскинулась на удивление широко для предприятия подобного профиля. Можно подумать, неведомые строители надеялись, что интерес к специфической продукции будет поистине безграничен. А что? Как знать: может быть, после торжества коммунизма, когда памятники вождю украсили бы площади Парижа, Нью-Йорка и Сиднея, а также других, менее значимых населенных пунктов Земли, планировалось распространить «единственно верное учение» на другие планеты Солнечной системы?..
Увы: несмотря на то что прогулка вокруг забора, сооруженного из стандартных бетонных плит с однообразным геометрическим узором, длилась уже более получаса, никаких брешей, пригодных для того, чтобы протиснуть внутрь стройное девичье тело, пышными формами не отличавшееся, не предвиделось. А о том, чтобы взобраться без посторонней помощи на без малого трехметровую высоту да еще преодолеть устрашающего вида колючую спираль, вьющуюся по краю и сверкающую прямо-таки бритвенными лезвиями шипов, и думать было страшно.
«Что они, – в отчаянии думала девушка, выглядывая хотя бы деревце, растущее возле забора, – осаду держать внутри собирались? Или тогда уже до цвет-мета охотников хватало?»
Помощь пришла внезапно и оттуда, откуда Вера ее и не ждала…
– Извините, мадам, – раздался хорошо поставленный баритон из-за чуть приспущенного затемненного стекла роскошного автомобиля, неслышно притормозившего прямо за Вериной спиной. – Не могу ли я вам чем-нибудь помочь?..
* * *
«Легко сказать – на заводе! – думал Евгений, придирчиво изучая гребень ограды на предмет бреши в колючем заграждении, весьма напоминающем знаменитую „спираль Бруно“,
[22]
только старую и ржавую. – А как проникнуть на территорию-то?»
Молодой ученый и не подозревал, что на противоположной стороне – правда, в другом направлении – заводскую ограду огибает его соседка, незаконченный портрет которой как-то невзначай перекочевал в его записную книжку, лежащую в нагрудном кармане. И надо же такому случиться – как раз напротив сердца! Просто мистика какая-то… Но все обвинения в том, что девушка ему определенно нравится, Женя отверг бы сразу и не раздумывая.
Начал свой марш Князев несколько раньше Веры, поэтому быстрее и миновал «лицевую», так сказать, бетонную сторону ограды, углубившись в жиденькую рощицу, окаймлявшую старый, оставшийся еще от немцев, кирпичный забор.
Вот тут-то и шевельнулась в его сердце надежда.
Неизвестно: то ли неведомые фортификаторы, примерно укрепившие обращенные к городу рубежи родного предприятия, считали, что с тылу к «Красному литейщику» никто не подберется (почти повсеместный просчет всех на свете специалистов подобного профиля), то ли понадеялись на основательность прежних хозяев… А может быть, просто руки не дошли, но и ограда с этой стороны была пониже, и колючка поверху отнюдь не сверкала игольной остроты шипами, как на «фасаде»… Да что там не сверкала! Местами, насквозь проржавев, она напоминала неряшливые рыжие шнурки со множеством узлов или вообще отсутствовала. А если учесть выщербленные, поросшие мхом кирпичи, выглядевшие даже не на шестьдесят лет, а на все двести…
