Он намеренно выудил из стопки папок ту, на корешке которой значилось «Der Steinsoldat».
[33]
Добивать – так очевидным бредом!
– Каменный солдат? Что за чушь? – презрительно фыркнуло первое лицо Тысячелетнего рейха, принимая из рук Гюнтера картонные корочки с несколькими листами внутри. – Мои солдаты и так изваяны из камня и стали! О них, как о мощный волнорез, разобьются любые орды восточных варваров! В огонь! Все в огонь! Все эти бредовые измышления – в огонь!
Бригаденфюрер Бернике уже торжествовал победу, когда фюрер внезапно близоруко вгляделся в отпечатанный на машинке текст.
– Тейфелькирхен? Что за черт? Да, вот еще одно упоминание… А это что?..
Мгновение спустя Гитлер уже пробегал глазами текст, глотая страницу за страницей, то и дело отчеркивая ногтем строчку, приковавшую его внимание. Гюнтер понял, что затея трещит по швам: дернуло же его включить в кучу псевдонаучной ереси именно эту папку! Да еще самому обратить на нее внимание. Но кто же мог знать?
– Тут через абзац упоминается имя Юргена фон Виллендорфа, бригаденфюрер, – дочитав, поднял Гитлер на окаменевшего от роковой ошибки офицера глаза с нездоровой желтизной по белкам. – А это имя свято для меня… Когда-то очень давно… – Фюрер оборвал сам себя и закончил: – Этот проект я передаю под ваш личный контроль, Бернике. Передавайте остальные дела своим подчиненным и немедленно беритесь за воплощение в жизнь именно этой идеи. Любые силы и средства будут в вашем распоряжении. Я повторяю: немедленно!
– Яволь! – щелкнул каблуками Гюнтер.
«Он либо гений, – пронеслась в голове крамольная мысль, – либо сумасшедший. Но скорее всего – и то и другое вместе…»
Тейфелькирхен, Восточная Пруссия, 1943 год.
– Что это за строения? – штурмбанфюрер Вальдберг ткнул пальцем в расстеленный на столе план города.
– Так, ничего особенного… – бургомистр Стефан Мюллер не знал, чем услужить неожиданно свалившимся ему на голову «гостям» в черных мундирах. – Два незадачливых местных предпринимателя еще в двадцатые собирались здесь построить литейный заводик… Ну, вы, наверное, слышали, что в нашем городе жил знаменитый скульптор Юрген фон Виллендорф… Они собирались копировать его работы и торговать копиями…
– Собирались или построили? Мы, осматривая город, видели дымок над трубой. Да и не производит этот заводик впечатления неработающего.
– Ну… Не пропадать же работе даром? Все равно они не успели полностью выплатить деньги за аренду земли…
– Короче говоря, вы перепродали предприятие другим? Или используете сами?
Мюллер счел за благо промолчать.
– А вам знаком закон о незаконном предпринимательстве, господин Мюллер?
– Но мы же не для себя! Исключительно на нужды города… У меня есть бумаги!
Высокий широкоплечий эсэсовец несколько брезгливым взглядом смерил обильно потеющего толстяка.
– Успокойтесь, Мюллер. Мы здесь не для того, чтобы проверять вашу финансовую отчетность. Для этого существуют другие. Познакомьте-ка нас лучше со своим хозяйством поближе…
Париж, музей Рюбо, 1943 год.
– Господа! Это варварство!
Франсуа Рюбо, невысокий лысоватый очкарик пятидесяти пяти лет от роду, панически боялся одетых в черное здоровяков, внезапно наводнивших его кабинет, но речь сейчас шла о чем-то не укладывающемся у него в сознании.
– Вы не имеете права! Я буду жаловаться коменданту города!
– Жалуйтесь, если угодно, – высокий офицер с серебряными зигзагами в петлицах добродушно улыбнулся и выложил на стол перед онемевшим директором музея листок бумаги с лиловой печатью. – Только он в курсе. И вообще, какое же это варварство? Мы просто забираем то, что принадлежит Тысячелетнему рейху по праву. Не трогаем же мы ваших Майоля или Родена? Чужого нам не нужно.
– Но «Валькирия» фон Виллендорфа находится в нашем музее на совершенно законных основаниях! – снова обрел дар речи Рюбо. – В свое время она была передана правительству Французской Республики президентом Германии в качестве дружеского дара!
– Мы не признаем продажных правителей Веймарской Республики, раздававших налево и направо сокровища, принадлежащие великому немецкому народу. Большинство из них уже получило по заслугам. Ты желаешь присоединиться к ним, лягушатник? – потерял терпение, которое, видимо, не относилось к числу его добродетелей, гестаповец. – А ну, живо веди нас к этой валькирии! И заруби себе на носу, что Гюнтер Штрассман не знает слова «нет».
– А кто это – Гюнтер Штрассман?
– Я, идиот! – Немец схватил щуплого француза за плечо и выдернул из-за стола. – Вперед!..
«Валькирия» оказалась огромной – почти в два человеческих роста высотой дамой в вычурном платье и с короной германских императоров на голове. Надменное каменное лицо с тяжеловатым подбородком взирало на копошащихся внизу карликов с брезгливым выражением домохозяйки, заглянувшей ночью на кухню и увидевшей разбегающихся во все стороны тараканов. Казалось, что могучая ступня в античной сандалии сейчас высунется из-под ниспадающего одеяния и примется топтать людей, а копье – разить наиболее вертких…
– Какая здоровая! – ахнул кто-то из «черных». – На милку мою, Гретхен, похожа!
– Как прижмет тебя такая «милка» – не обрадуешься! – с хохотом ответил ему другой.
– А тащить-то ее как? – перебил товарищей третий.
– Разговорчики! – оборвал разговорившихся подчиненных Штрассман. – Придется привлечь ваших сотрудников, – развел он руками, обращаясь к грустному мсье Рюбо и снова становясь вежливым и интеллигентным. – Одни мы, как видите, не управимся.
– Увы, – мстительно улыбнулся очкарик, не простивший гестаповцу «лягушатника» и чересчур вольного обращения. – Музей пуст. Только я да еще несколько человек. Грузчиков сейчас днем с огнем не сыскать. Война…
– Тогда соберите всех «нескольких человек», – сверкнул зубами гауптштурмфюрер.
[34]
– Придется им часок поработать грузчиками, если нет профессиональных.
– Но большинство из них – пожилые больные люди! – попытался протестовать мсье Рюбо.
– Думаю, что концлагерь не добавит им ни молодости, ни здоровья. Траубе, Аппельберг – помогите господину директору…
Полтора часа спустя два десятка человек разного возраста, пола и конституции, мешая друг другу, волокли обмотанную мешковиной свергнутую воительницу к поджидавшему снаружи грузовому автомобилю. Среди «грузчиков», обливаясь потом, трудился и мсье Рюбо.
Еще вчера он гордился своим личным нейтралитетом и способностью ладить с оккупантами, убеждал знакомых, что среди них тоже встречаются порядочные и даже интеллигентные люди. Сейчас же он как никогда сочувствовал бойцам Сопротивления, стремящимся изгнать «проклятых бошей» из благословенной Франции…
