– Отстань!.. – Зрачки маленьких бесцветных глазок в обрамлении рыжих ресниц выглядели на белом веснушчатом лице пулевыми пробоинами в мишени. – Отстань, говорю!..
Начальник охраны мазнул взглядом по куртке, оттопыривающейся на животе, там, где за опояску брюк, как он знал, был засунут пистолет, и медленно разжал пальцы.
– Что произошло-то?
– А вон…
Парень мотнул головой куда-то за спины товарищей, и те нехотя расступились.
Поверженный памятник лежал почти там же, где и вчерашний, выглядел примерно так же, только из-под смятой металлической туши теперь расплывалась темная лужа, частью уже успевшая впитаться в щели брусчатки. Да из рваного пролома на месте отсутствующей бронзовой конечности свешивалась чья-то рука, неестественно вывернутая в суставе.
– Ганс? – шепотом, косясь на индифферентного шефа, сгорбившегося на заднем сиденье автомобиля, осведомился Малюта.
– Он… По часам на руке опознали…
* * *
– Я не знаю, как это все получилось, – Холодный несчетный раз мерил шагами из угла в угол шалаевскую спальню, поскольку «совет» длился давно. – Я ни в чудеса, ни в мистику разную не верю… Я даже фантастику в детстве не любил читать! – с вызовом остановился он напротив Малюты, который сидел, уронив огромные руки на колени.
– А это как раз зря… – донесся из угла ехидный, как всегда, голос Лодзнера. – Хорошо, знаете ли, мозг развивает…
– Заткнись, Моисеич! – простонал шеф, простершийся на своем роскошном ложе, будто умирающий римский император в окружении слуг. – Не до твоих прикольцев… Продолжай, Миха…
Все условности были забыты. Генералы «Гишпании» вновь стали теми «фартовыми пацанами», какими начинали в середине восьмидесятых. Без чинов и званий…
– Может, и не обошлось без мистики, конечно. Как иначе живого человека в бронзовую куклу закатать, чтобы ни шва, ни разъема… Но пусть в этом попы разбираются, это им по должности положено. Или фантасты те же.
– Ты-то чего предлагаешь?
– Валить нужно отсюда, вот и все! Прямо поутру и валить! Чего ждать? Гори он синим пламенем, этот Тёйфелькирхен…
Холодный остановился на полушаге с поднятой ногой:
– Так, может, он поэтому так называется?..
– Между прочим, это твоя идея.
– Ну моя, моя… Каюсь! Но не подыхать же нам тут из-за всего этого?..
– Мэра кончать нужно, – заявил вдруг Малюта, не поднимая взгляда.
– Почему? Он-то здесь при чем?
– Нужно кончать, – упрямо повторил боевик. – Не знаю, как и каким боком, но это его рук дело. Чую…
– Ладно, – буркнул шеф с постели. – Поутру и отчалим. А с Мельником этим потом разберемся.
– Чего до утра ждать? – подскочил на месте Холодный. – Прямо сейчас!
– Не гони волну, время есть… Шалаев ошибался…
Где-то за окном ударил выстрел, другой, простучала короткая очередь, раздался крик, тут же захлебнувшийся на странной ноте…
– Что там? – повскакивали все со своих мест, даже шеф приподнялся на своем ложе.
Выстрелы уже звучали не переставая. Канонада, отражаясь от стен домов, усиливалась многократно, и уже невозможно было отличить выстрелы от порождаемого ими эха. В окнах же, кроме вспышек от выстрелов, ничего различить не удавалось.
Малюта с выхваченным из-под мышки «Стечкиным» бросился к двери, бледный Лодзнер тыкал трясущимся пальцем в кнопки мобильника, Холодный вытаскивал из шкафа бронежилеты для себя и шефа…
Один лишь Шалаев не двигался с места, уставившись незрячими глазами куда-то в потолок и беззвучно шевеля губами. Рука сквозь ткань на груди тискала нательный крест.
Нет, святости в этом золотом гимнасте
[3]
размером с добрый архиерейский не было ни на грош… Но, сталкиваясь с инфернальным лицом к лицу, мы всегда тянемся к чему-то, что вселяет надежду, хотя бы толику уверенности…
А выстрелы и вопли гремели уже в доме.
– Гаврик! – теребил Михаил заторможенного Шалаева, запихивая его безвольное тело в фирменный бронежилет, насильно всовывая в руку многозарядный «Глок» и затравленно озираясь. – Пора валить отсюда, очнись!
Но бежать уже было некуда.
В помещение спиной вперед ввалился окровавленный Малюта, на ходу переворачивая и вставляя в автомат новый магазин, по-афгански, синей изолентой, туго прикрученный к опустевшему.
– Чего там, Серый? Ментовские или крутые?
– Хуже…
Бывший спецназовец высунулся на мгновение в коридор и дал куда-то короткую очередь. Отшатнулся и, снова высунувшись, бабахнул уже из «подствольника».
– Ага! – На оживившемся широком лице, покрытом кровью из множества мелких порезов, цвела шальная улыбка. – Не нравится?.. Миха, еще гранаты есть? Их пули не берут, гадов!
– Да кто там? – заорал во всю глотку Холодный, тоже вытаскивая из шкафа зацепившийся за что-то автомат. – Контора? Гоблины?
[4]
– Памятники! – проорал в ответ Малюта. – Гранаты давай!!!
– Ты с ума сошел… Это ведь…
– Гранаты-ы-ы!..
Дверь содрогнулась от могучего удара, и дорогой шпон пошел трещинами, расходящимися из одной точки, словно с другой стороны в филенку ударили средневековым тараном или боднул взбесившийся носорог. Малюта, отскочив в сторону и присев на широко расставленных ногах, выпустил в это место длинную очередь, но лишь помог нападающему, лишив преграду остатков прочности.
Внутрь брызнул фонтан щепок, и в образовавшееся отверстие просунулась темно-серая конечность…
Да-да, именно конечность, поскольку рукой это назвать было невозможно: в запястье ее толщина равнялась мужскому колену. Еще один удар, и дверь рухнула, пропуская внутрь темную фигуру, головой царапнувшую высокую притолоку.
Разглядеть пришельца подробно не удалось: одна из пуль очереди, выпущенной боевиком практически в упор, рикошетом чиркнула по потолку, и помещение погрузилось в полутьму.
Михаил различил, как Малюта, отшвырнув бесполезное уже оружие, как древний берсеркер рванул из ножен нож и бросился на гиганта…
От сиплого сдавленного стона, тут же сменившегося влажным хрустом, мужчину чуть не вырвало, но он пересилил себя и волоком потащил Шалаева к окну.
«Невысоко… Там джипы… Прорвемся…»
Заячий крик Лодзнера резанул по ушам и как будто разбудил шефа.
– Отпусти! – сердито вырвал тот руку. – Не мешай…
Ничего не понимая, Холодный выпустил его и попятился.
– Всем нам воздастся по делам нашим! – торжественно и назидательно сообщил Гавриил Игоревич своему помощнику, беспечно повернувшись к неторопливо приближающейся туше спиной. – В свое время…
