Книга Крик зеленого ленивца, страница 43. Автор книги Сэм Сэвидж

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Крик зеленого ленивца»

Cтраница 43

То было низкое кирпичное строение, внешним своим обликом более всего напоминавшее склад, а над дверью, белой краской, было выведено: "ЭВАКУАЦИОННАЯ СЛУЖБА БРАТЬЕВ СТИНТ". Дверь была отворена, и Адам различил заднюю часть тягача, запаркованного внутри, а со стального троса свисал железный крюк — огромным опрокинутым вопросительным знаком. Но не это его заставило на два шага отпрянуть, нет, не это. Рядом со строением был грязный двор, и там увидел он знакомые останки машины, останки его знакомой, прирученной машины, сваленные несколькими аккуратными кучками: крылья в одном месте, двери в другом, разные более мелкие части, в свою очередь, небольшими кучками сами по себе валялись там и сям. А посреди всего этого, некогда могучий, лежал на боку мотор — в грязи, увечный, с беспощадно разъятыми частями. И понял Адам, что никакому, даже самому искусному механику на свете, уже не восстановить их, не сладить воедино, и проклинал себя за то, что так допоздна проваландался в постели, и проклинал Ферн за то, что дважды затаскивала его обратно, когда он порывался встать. Десятки других машин, в основном роскошные модели в различных степенях разобранности, были рассеяны по двору средь луж и мерзких, повсюду торчавших сорняков. И все это вместе было огорожено цепями, поверх которых в три ряда бежала колючая проволока Подобные операции и прежде видывал Адам в бытность свою следователем в одной, возможно, из ведущих американских компаний, перед тем как жизнь сделала тот крутой вираж, который и привел его в такое место, так близко к никуда, как только может быть близко к никуда какое бы то ни было место, в объятия этой женщины, которая теперь сидела на краю постели и пыталась снять крышечку с водочной бутылки. Адам подошел.

— Не так, сюда, — сказал, показывая, как надо повернуть.

— Сама умею, блин, — пробормотала она раздраженно.

Адам пожал плечами и возобновил свою стражу у окна. Глаза у него болели, возня за спиной действовала на нервы. И тут он увидел пса. Пес лежал на автомобильном сидении перед руинами хромированного бампера, скрытый, как бы одетый их сиянием, и, кажется, он спал. Сперва Адам принял его за большой мешок с мусором, каких много было разбросано по этому двору, грязнейшему из мест, какие в жизни видывал Адам, но теперь он понял, что это доберман-пинчер. Зверь, кажется, почувствовал на себе его взгляд, как даже и во сне способны чувствовать собаки, открыл один глаз, глянул на Адама, и — Адам поспешно опустил край занавески. Снова поглядел внутрь комнаты. Уперев задумчивый локоть о туалетный столик, он смотрел, как Ферн пытается открыть водочную бутылку зубами. Смотрел на размазанную помаду, на чумазое лицо, солому в волосах, цветастую разорванную блузку с пропотевшими подмышками. И вспомнилась ему Гленда, в белоснежных теннисных шортиках скачущая над сеткой в конце победного матча, во все еще аккуратно заправленной рубашечке. И душа его содрогнулась.

Он пошатнулся, сполз по стене на пол, и так сидел, спиной к желтым обоям, разбросав ноги, пальцами указывающие в потолок. Ферн подошла, села рядом в точно такой же позе. Снизу, с улицы, долетал до них шум, гам и звон типического крошечного городка, возгласы детей, веселые, печальные, говор прохожих, сталкивающихся друг с другом поутру, как то и дело ежедневно они сталкиваются. Отсюда, сверху, из гостиничного номера, говор казался куриным квохтаньем. И вспомнилась Ферн родная ферма, жалкие горстки пернатых с остекленелыми глазами. Представилось, как они раздраженно поклевывают гравий, фольгу да фильтры отцовых сигарет, беспечно разбросанных повсюду, и как бы воочию увидела она их покачивающуюся, словно бы пьяную, походку. Крохотные яйца, с грецкий орех величиной, как ни попадя валяются по всей ферме, и порой куры сами же спотыкаются о них. Все это тоже ей представилось. Но с кур мысли неизбежно перекинулись на отца, для которого они, эти куры, пусть и хворые, местами неприятно облысевшие и грязные, оставались драгоценной памятью о покойной жене, которая их скликала так любовно, скрипя кухонными ступенями. И старик отец ей представился так живо, так отчетливо, таким, каким она ею видела в последний раз из заднего окна огромного грузовика — темным пятном, не более, в клубах пыли, которые они за собой взметнули. И трогательные его расспросы о газонокосилке застряли в памяти, не отпускали.

Не оттого ли, что тела их сливались в страстном объятии последние несколько часов, не оттого ли и сами души их тоже слились настолько, что Адам тоже подумал про этих кур? Не оттого ли? Тупо глядя на желтые обои, которые вдруг будто начали пульсировать? И впервые с тех пор, как заметил он ту фигуру, скользнувшую на пляж из спальни Гленды, — видение, его толкнувшее в злосчастный путь обратно в отчие пределы, — представил он себе иную жизнь, новую жизнь, жизнь без мучительного присутствия Гленды и Сола, если то виденье был, конечно, Сол, что с полной точностью уже вовек не прояснится, или Гленды, Сола и еще кого-то, если то был еще кто-то, что, конечно, не исключено, учитывая тусклый свет и возможность, нет, даже вероятность того, что нечто, сгоряча принятое за бородку, на самом деле было куском чего-то, свисающего изо рта удаляющегося лица, — куском подсушенного хлеба, например, клочком салата, неизвестно, — потому что, разумеется, внезапное прибытие Адама прервало трапезу влюбленных, о чем с роковой очевидностью свидетельствовали полуобглоданные телячьи отбивные под столом, по-видимому, туда побросанные впопыхах. Отчаянно он тряс головой из стороны в сторону, пытаясь вырвать душу из этой топи и вообразить иную жизнь, лучшую жизнь, без стольких закавык. Даже сейчас, небрежно и некрасиво разбросав ноги, сидя на полу этого жалкого номера гостиницы, стоящей через дорогу от Эвакуационной службы братьев Стинт, куда, конечно, скоро он отправится, не зная, впрочем, зачем и почему, он отпустил на волю свое воображение, дал ему поиграть идеей жизни с Ферн на маленькой куриной ферме, и он приник к этой отчаянной картинке, как к некоему телевизору у себя внутри. Солнечный свет струится в скромную кухоньку, на столе свежие яйца — семейный завтрак…

Ферн на Адама глянула, хотела за руку взять, но он отдернул руку как ошпаренный. Да, он вскочил на ноги. "Я иду к Дальбергу", — сказал голосом, странно лишенным выражения, шагнул к двери. Ферн, широкоглазо, немо, молила его остаться, и соленой жидкостью полнились ее глаза. Потом что-то было произнесено — жалоба, остережение? — нет, он не понял, она говорила неразборчиво, комкая и заглатывая слоги. Вырвав брючину из крепкой хватки Ферн и порвав ее, эту брючину, вырывая, он в последний раз глянул в опрокинутое лицо и бросился за дверь, бросился от двери прочь.

А тем временем в маленькой конторе в глубине гаража Дальберг Стинт сидел, закинув ноги на большой деревянный верстак. Его старший брат Нудный стоял за его спиной, свесив громадные ручищи. Дальберг ел сэндвич. Было время ланча, однако у Нудного сэндвича не было, он его уже сожрал за завтраком, как ежедневно поступал, несмотря на все свои упорные попытки отучиться от своей пагубной привычки, несмотря на все клятвы, какие вот еще и сегодня утром он повторял, тем временем уже высвобождая сэндвич из промасленной бумаги. Дальберг жевал медленно, то и дело приподнимая верхний ломоть хлеба, чтобы под него заглянуть и продемонстрировать Нудному нехитрое нутро: салями, огурчик-помидорчик, майонез. И в этом, конечно, коварство было, не что иное, ибо Дальберг и так прекрасно знал, знал наизусть, что у этого сэндвича внутри. Вот он в последний раз прикрыл свой сэндвич, но — он не продолжил жевания, нет, даже не проглотил то, что успел уж откусить, ибо, глянув поверх хрустящей хлебной корочки, заметил фигуру человека, силуэтом вырисовавшуюся в двери гаража. Да, и то был силуэт человека, фигура которого была странно знакома Дальбергу.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация