Детальный. Да. Это был очень, очень детальный рисунок.
Больше всего меня поразили глаза клоуна — преувеличенно выразительные глаза. В них светился ужас, который вот-вот превратится в безумие. По лицу клоуна текли слезы, на лбу выступили капельки пота, а глаза смотрели мне в душу, умоляли, вопили, чтобы я избавил Рональда от страданий. В этих глазах читалась целая история — не просто о человеке, который пожирает себя, но о человеке, которого заставили пожирать себя.
И кроме меня этого никто не видел.
Я закрыл глаза, открыл их снова. Картинка осталась на прежнем месте — не дрожащий мираж в пустыне, не смутное изображение, которое видишь краешком глаза. Нет, она цеплялась за окно, открыто заявляя о своей реальности. Она была абсолютно реальна, вплоть до уголков, отклеивающихся от стекла.
Я отвернулся, попытался прочистить голову, собраться, затем повернулся к картинке. Она оставалась на прежнем месте. На долю секунды появился нормальный логотип — тот самый веселый корпоративный клоун, которого видят все. Но потом изображение расплылось и снова превратилось в страшную картинку. На этот раз к ней добавился текст.
Обычный лозунг «МАКДОНАЛДС — ВОТ ЧТО Я ЛЮБЛЮ!» сменился безумной россыпью красных букв: «МАКВОНГАЛДС — ДЕРЬМОВЫЙ ЛАНЧ ГОВНОТЕЛКА».
Другой человек усомнился бы в собственном здравом уме, но к тому моменту часть моего мозга, которая предупреждает об опасности потерять рассудок, уже давно перегрелась и расплавилась. Я вернулся к машине и несколько часов катался по городу. Есть мне расхотелось.
Там было мое долбаное имя. Маквонгалдс. Какого черта!
Они поселяются в умах.
Кто-то, находящийся по ту сторону, все еще пытался говорить со мной. Я представил себе плывущие по воздуху черные фигуры и глаза — сигаретные огоньки. Представил себе синий глаз во тьме. Меня затошнило.
В конце концов мое орбитальное движение по городу закончилось, и я совершил аварийную посадку в квартире Джона. Я рассказал ему про Маквонгалда, надеясь, что буркнет что-нибудь вроде: «Привидится же такое», — и начнет распутывать провода двух джойстиков для одной из своих многочисленных приставок. Но вместо этого он сказал:
— Вставай.
Я встал и увидел, что сидел на трех картонных коробках, поставленных одна на другую. Джон открыл одну из них: она была набита книгами в твердых переплетах.
— Погоди. Что это?
— Книга доктора Маркони.
— У тебя сто пятьдесят экземпляров этой книги?
— Ах да, ты же не помнишь. Тогда, в Вегасе, Маркони сказал, что нам стоило бы прочитать его книгу. Ты такой — да пошел ты, старый козел, а я сказал — ага, конечно, схватил тележку и вывез на ней целую стопку этих книжек. При этом я холодно смотрел на него — надеялся, что этот гад попытается меня остановить.
— Но почему?
— Так бесплатно же, Дейв. Послушай, он здесь пишет…
— Джон стал листать страницы.
— Где-то в начале… Не могу найти — может, это в другой книге. В общем, он говорит так: когда читаешь Библию, с ее страниц на тебя смотрит дьявол.
— Что? То есть в его Библии сидел злой дух? Елки-палки, Маркони, наверное, был худшим священником в мире!
— Нет. Он говорит, что человек, который имеет дело со сверхъестественными существами — богом, дьяволом, ангелами, — обычно представляет их в виде стихийных сил природы, ураганов там или землетрясений. Но если они на самом деле существуют, значит, у них есть разум. Им известно твое имя. Значит, если ты читаешь про дьявола, то тем самым подаешь ему сигнал. Сатана немедленно узнает, что кто-то про него читает и что ты — человек, с которым, возможно, дьяволу придется разбираться. А то, что ты сделал в Вегасе — это не Библию почитать, а гораздо, гораздо больше.
— Что «я» сделал? А как же мы? Мы же оба там были.
— Верно, но я-то после этого подстригся. Может, они думают, что там был не я, а совсем другой парень.
Я закрыл глаза и рухнул на диван.
— Та тварь в парике — она все еще появляется?
— Нет, я не видел ее уже несколько месяцев. Если не считать одного случая недели три назад: тварь появилась на секунду, вырвала у меня из рук хот-дог и снова исчезла. С тех пор она не появлялась.
— Все, хватит. Все кончено, понимаешь? Больше никаких погонь за разной нечистью. Джон, эти твари разбили лагерь в моей голове. Дело зашло слишком далеко.
— Ладно, — сказали губы Джона.
Его глаза говорили: «По-твоему, об этом можно просто забыть?»
— Давай закажем пиццу.
У пиццы был вкус тухлых яиц, но это чувствовал только я. До конца недели вся еда пахла формалином или растворителем, и я решил, что твари надо мной прикалываются, жмут подряд на все кнопки в моем мозгу. Когда монстрам надоело, они стали воздействовать на другие органы чувств. Засыпая, я слышал свое имя — словно кто-то твердил его в шести дюймах от моего уха. Это повторялось снова и снова.
Молли нервничала, бродила по ночам вокруг кровати, словно часовой. Однажды утром собака разбудила меня, прижавшись мокрым носом к локтю. Я выпустил ее из дома, и она без оглядки помчалась по улице.
Вскоре после этого они — кем бы «они» ни были — попробовали новый метод: радио. В моей голове звучали искаженные версии песен. Мне заводили легкие, танцевальные мелодии с текстами про изнасилования в тюрьмах и инцест, а однажды — композицию «Stairway to Heaven», в которой неоднократно повторялось мое имя. Новая версия играла в оживленном торговом центре (хотя, конечно, слышал ее только я) и озвучивала список всех моих прегрешений и пороков, перечисляла все причины, по которым я, Дэвид Вонг, после смерти отправлюсь в ад.
Если честно, меня проняло — несмотря на то, что рифмы оказались так себе. Ну а какое слово рифмуется с «мастурбацией»?
Постепенно я пришел к выводу, что у этих теней такое же чувство юмора, как и у четырнадцатилетних подростков.
Именно тогда наши отношения с Джен стали разрушаться — хотя, возможно, они потихоньку ухудшались с самого начала. Она что-то заподозрила — в основном потому, что я слушал гораздо больше рок-баллад 80–х годов, чем обычно, — а заподозрив, приставала ко мне с расспросами до тех пор, пока не раскололся и не выложил все начистоту.
Выслушав меня, Дженнифер кивнула, сказала, что все понимает, а затем отправилась к своей подруге Эмбер — якобы для того, чтобы помочь ей ухаживать за новорожденным. При этом Джен захватила с собой всю свою одежду и на следующий день не вернулась. Я расстроился, сидел и думал о том, мы буду день за днем возвращаться в пустой дом, где меня не встретит даже Молли.
Однажды вечером, несколько недель спустя, я ехал с работы домой, и в мозгу крутилась только одна мысль: сейчас я заеду в магазин, куплю пирог и съем его целиком. За один присест. Целый пирог.
