Если в твоем сарае лежит, например, тело худющей рыжеволосой слабоумной девушки, признайся во всем — сначала Джону. Расскажи ему в точности, что именно произошло. Дальше загадывать бессмысленно. Сначала нужно увидеть, что там, в сарае. Нужно увидеть…
Я включил радио, надеясь как-то очистить голову от мрачных мыслей, надеясь, что влажный ночной ветер пригонит какую-нибудь редкую волну, по которой не передают музыку «кантри». Я прочесывал эфир, но везде шипели только помехи, помехи и помехи. Внезапно раздался звук, который, похоже, издавал человек с раздавленным горлом. Я вздрогнул, но секунду спустя понял, что это просто Фред Дерст и группа «Limp Bizkit» — любимая команда Хреновой Тучи. Те самые ребята, которые скармливают стандартные рэп-фразы козлу и читают его какашки в микрофон под «металлические» рифы.
По радио играла песня «Катись» — по крайней мере судя по припеву, который Фред повторял десятки раз. Отлично. Катись, катись, катись…
Нужно сказать правду. Просто сказать правду. Я отключился, а потом нашел мертвую девочку. Никаких уловок, не нужно прятать тело, ничего такого. Нужно просто отвечать за свои действия.
Ага, точно. Прилетит Папа и скажет, чтобы ты не говорил ни слова, поднимет шум, сообщит всем о том, что у тебя психическое заболевание, будет произносить высокие слова. И ты уйдешь от наказания, потому что у Папы чертовски хорошо получается отмазывать людей. Так что ты попадешь не в тюрьму, а в психиатрическую больницу, где пахнет аммиаком и протухшей едой, туда, где люди бормочут про себя и размазывают фекалии по стенам. Все будет нормально. Ведь это же сработало после того случая с Хичкоком. Нет, не думай об этом. Катись, катись, катись…
Из темноты за моей спиной появилась очень холодная, очень костлявая рука, и заткнула мне рот.
Рука напряглась, потянула голову назад.
Я ждал, что к горлу мне приставят лезвие ножа.
Вместо этого что-то длинное, холодное и влажное скользнуло по шее и забралось под одежду.
Я крутанул руль и схватился за рубашку. Машина завиляла по снегу, подпрыгнула на тротуаре, уничтожила аппарат для продажи газет; металл и стекло загрохотали. Передние шины пробились сквозь сугроб, приземлились на мостовую, забуксовали, схватили дорогу, снова забуксовали.
Существо проползло по ключице и дальше вниз. По ощущениям оно походило на слизня, но гораздо длиннее. Его хвост скользнул по моей груди и поднялся к ключице. Я ощутил прохладный, дергающийся, зудящий вес на коже.
Честное слово, я взвизгнул — и, проскочив перекресток на мигающий желтый сигнал, затопал ногами по полу, пока не нашел педаль тормоза. Машина перешла в занос и развернулась на сто восемьдесят градусов.
— Нет-нет, езжай, — сказал тихий голос. — Если поедешь дальше, она тебя не укусит.
А, насрать. Насрать на это, как это делает сраный капитан тайской команды по сранью, которая срет в ходе «Тур де срань». Я ударил по тормозам и повернул руль. Машина заскользила по снегу, остановилась и…
Я снова завопил: грудь пронзила страшная, запредельная боль. Показалось, что из моих костей выросли бритвенные лезвия. Я снова взвыл и схватил монстра, сидящего на груди, но тут появилась рука и быстрым, точным движением схватила меня за запястье.
— Успокойся, — сказал голос. — Просто веди машину. Она тебя не тронет. Если будешь вести машину.
Если честно, то этих слов я не услышал. Свободной рукой мне удалось вытащить из кармана пистолет. По груди прокатилась новая волна невообразимой боли: она калечила, разрывала пополам. В знак протеста руки и ноги отказались повиноваться.
Человек на заднем сиденье очень медленно отобрал у меня пистолет и повторил:
— Веди машину. Просто веди машину.
Боль отступила. Мои легкие бешено перекачивали воздух. Я крепко зажмурился, открыл глаза и осторожно поставил ногу на педаль газа. Затем попытался посмотреть на существо, которое меня вырубило; его хвост высовывался из-под рубашки. Спину существа усеивали стебельки примерно в дюйм длиной, и на конце каждого находился маленький черный глаз. Существо ползало под рубашкой, стебельки щекотали мне грудь. Хвост монстра тихо скользил по кожаной куртке. За спиной что-то зашуршало, словно человек откинулся на спинку сиденья. Я поехал дальше, отчаянно пытаясь вспомнить, куда я направляюсь. Мне показалось, что по животу течет капля какой-то жидкости.
Я попытался сказать что-то остроумное, но в итоге пробормотал что-то вроде:
— ХОЧЕШЬ ТЫ ХОЧЕШЬ СОСИСКА МЕНЯ?
Фраза оборвалась, закончившись резкой, задыхающейся трелью.
— Успокойся. Все хорошо. Скажи, куда ты направлялся, и тогда я назову себя.
— Кто… кто ты, черт побери?
— Мое имя — Роберт Норт.
— Поздравляю. А кто ты, и что это за тварь, которую ты…
— Пожалуйста, отвечай на вопрос. Куда ты так спешил?
— Домой, а что? Тебе-то какое дело? Что сегодня вообще творится?
Я повернул зеркало заднего вида: с заднего сиденья на меня смотрел худой человек лет тридцати. Каштановые волосы, выпученные глаза, нос, похожий на клюв. Похож на англичанина, но говорит без акцента. Одет в синий жилет, вроде тех, которые носят служащие «Волмарта»; на голове белая пушистая женская шапка, на груди игрушечный значок шерифа. Человек говорил с некоторым затруднением, словно робот, словно глухой, который не слышит собственного голоса.
Мужчина кивком головы указал на заднюю часть салона — туда, где находились динамики стереосистемы.
— Этот человек в твоем — как он называется — коммуникаторе. Ему нужна помощь?
— Что?
— Похоже, он ранен. Он нуждается в помощи?
— Ты что, не здешний?
— Почему ты не отвечаешь на мои вопросы?
— Это Фред Дерст. По радио. Он не разговаривает с нами.
— Ты уверен? Похоже, он кричит оттого, что его кто-то душит.
— Знаю. Многих из нас подобные звуки развлекают. Это называется песня.
— Мне известно, что такое песня. Но… но я думал, что в песнях есть рифмы.
Я снова взглянул назад и увидел, что человек с холодным любопытством изучает пистолет, держа его за ствол. Он видел пушку впервые.
— Вот, смотри, сейчас я выключу радио, чтобы мы могли слышать друг друга, — сказал я и очень осторожно нажал на кнопку питания. — Вот так. Я еду домой. Там я живу. Скажи мне, кто ты и откуда? Или еще лучше — кто тебя послал?
— Я — насколько тебе известно — прямо отсюда. Кто меня послал, в данный момент значения не имеет. А вот почему ты в таких погодных условиях так спешишь домой — это чрезвычайно важный вопрос.
— Девочку убил я?
— Не понимаю вопроса. Меня интересуют только ты и твое отчаянное нежелание отвечать на мои вопросы. Уверяю тебя, твоя безопасность зависит от твоей искренности.
