Если бы тут был Артем… Он бы, наверное, превратил бензин в воду.
Если остановить машину изнутри не получается, надо попробовать воздействовать извне. Как — еще не знаю. Главное — остановить и выскочить.
Только вот куда? Рощицы вдоль дороги все прозрачные — в них не спрячешься, видно насквозь. Между ними — голые холмы. Чтобы скрыться наверняка и отбежать на безопасное расстояние, надо сделать так, чтобы они не пустились в погоню и не стали палить в спину. В идеале — обездвижить. Возможно это? Вряд ли. Их все-таки трое, у них пистолеты. А у меня из оружия — только Сюзетта. Я, конечно, могу заставить ее вцепиться Марату в горло… или нет, лучше лейтенанту Инге в напудренный нос, а потом я… А что потом я? Ничего я потом не сделаю, из машины мне не выйти.
Вот если бы кошек было три…
С этого-то я и начну.
Я хорошо поработала в эти месяцы. Я ни минуты не сидела без дела. И не только тяжести я двигала глазами, о нет. Я тренировала зов. По ночам вокруг нашего дома на крышах пели коты. Не так, как они голосят в марте, не в приступе страсти — они пели для меня. Потому что я так хотела. Я не видела их, как и они меня, но они чувствовали зов и откликались. Сначала хватало на квартал. Потом — на два, а потом я перекинула зов через улицу — и хоть кошачьи рулады донимали только жителей тех домов (до моих окон звук не доносился), я знала, что коты поют. Если раскинуть зов, как ловчую сеть, кто-то обязательно попадется. Белка, мышь, собака. Маленькие сознаньица. Теплые, нежные комочки, озабоченные какими-то своими нуждами; они так удивляются, когда впервые слышат мою просьбу. Начинают пульсировать в неподвижной паутине зова, беспокоиться; делаются все горячее. Это не сверхзрение, это сверхосязание. Я в центре сети, я паук, чутко прослушивающий каждую шелковую струну. Только паутина зова трехмерна, и мне не нужна сила мускулов, чтобы добраться до пленников. Я тянусь к ним мыслью, дотрагиваюсь совсем нежно, ненавязчиво, я беру их, и они успокаиваются. «Мне надо немного, это совсем не трудно», — мысленно говорю я; и вот моя просьба становится для них единственным устремлением, и удивляться им больше нечему. А потом они ведут хоровод или поют, или кувыркаются и подпрыгивают.
Получится ли раскинуть зов на километры? Я попробую.
Кто-то обязательно попадется.
И в тот самый миг, когда я нащупала своих спасителей — далеко, на грани чувствительности, — перчаточный вдруг резко сказал:
— Инга, ты там спишь, что ли? Силовой импульс! Сделай что-нибудь!
— Подтверждаю. — Она деловито сунула руку в сумочку, выдернула оттуда что-то продолговатое и сунула мне в ребра. Штуковина противно стрекотнула и обдала меня болью. Зов схлопнулся, а вместе с ним и сознание.
Кузнецов
Продюсер позвонил чертовски вовремя. Еще час молчания — и никакая высшая сила не заставила бы меня дать ему шанс. После того, что случилось сегодня на полигоне, кончилось всякое любопытство, кончилась осторожность, кончилось перемирие — все, баста. Хотите войны? Будет вам война. Вы, детки, похоже, совершенно себе не представляете, какую вы пустили волну.
Чревовещателя пока не допрашивали — ждем Медведева. Надо, кстати, отправить ему навстречу ребят для сопровождения. Белоснежка ведь тоже может взбрыкнуть. А с ней надо обращаться осторожно.
Эти несколько месяцев девочка держалась молодцом и никак себя не выдавала, так что можно считать, моей троице крупно повезло, что вспышка обращений жильцов ее подъезда была обнаружена. Всего на учет попали трое: поп, живущий по соседству, его маленький сын и истеричная дама с верхнего этажа. Это умник Медведев покопался в головах у бабулек, стороживших подъезд. После того как мальчишка спросил Замалтдинова про его ногу, Медведев засек у одной из них вспышку воспоминаний: до этого мальчик однажды пошутил, что у нее в животе камни; после чего она, суеверная, выпросила у доктора в поликлинике направление на УЗИ, и вскоре диагноз подтвердился. Бабка тут же доложилась его отцу: «Возрадуемся, отче, вашему сыну Господь ниспослал редкий дар!» Поп почему-то испугался и велел ей помалкивать. Она, понятное дело, посвятила в эту историю (достойную, как она считала, экранизации) всех подружек. А соседки-сплетницы в ответ донесли, что умение видеть невидимое с недавних пор замечено и у отца: неделю назад приходили в дом с санэпидемстанции дератизаторы, так он их отвел в подвал, указал на какой-то уголок и велел проломить там стену, потому что за ней и есть самое скопище крыс, а иначе до них никак не добраться.
Сами рассказчицы при этом не присутствовали, но клялись, что слышали от самих сэсовцев. Они будто бы его спросили, откуда такая уверенность, а он — знаю, и все. Божьей милостью. И еще благословил на борьбу с вредителями! С тех пор в доме ни писка, ни шороха. Потом мысли медведевского «языка» потекли в направлении прямо противоположном. Поп с сыном — у тех понятно, от Кого чудесный дар. А вот у ведьмы Сазоновой — от дьявола, не иначе. Муж ее, и раньше нередко битый, тут и вовсе страсти стал рассказывать: будто колотит она его не кулаками и даже не скалкой, а глазами в него впивается, да так и подбрасывает в воздух. И бьет беднягу о стены и потолок, отчего у последнего наблюдаются обширные синяки. А в милиции от него заявление не берут, потому что, во-первых, давно знают их скандальную семейку, а во-вторых, не верят ни в какие полеты и советуют меньше пить. Вот только чуяло бабулькино сердце, что мужичок-то не врал.
Обнадеженный, Медведев по очереди обследовал всех диджеев сарафанного радио. Но большого урожая не пожал: хоть эта троица упоминалась всеми, больше аномалов в их доме, похоже, не было. Впрочем, и это было сверхудачей. Вспышка однозначно указывала на Белоснежку как на обратителя.
И все-таки нам нужны и Продюсер и Чревовещатель. А. Они все еще могут оказаться обратителями (и тогда мы перевыполним план на двести процентов). Б. Каждый из них— обладатель неоценимых сведений об аномалах. В. У обоих уникальные способности, которые нам пригодятся.
Кстати, и попа надо бы обработать. Ясновидцы на дороге не валяются.
Но это все потом. А сейчас я еду к Продюсеру. Ему нужна моя помощь в обмен на информацию о людях, которые нужны мне.
Своих парней я оставил в квартале от дома Продюсера. Секундомер оттикает сорок минут и, если я не вернусь или не позвоню…
У подъезда стоял черный «инфинити». Крутолобый тролль за рулем внимательно проследил за мной взглядом близко посаженных серых глаз и взялся за телефон. Не боись, это свои. Я знаю пароль.
Дверь открылась сразу после звонка; он стоял в коридоре и только-только отнял от уха телефонную трубку.
— Заходи, — просто сказал он. — Нет-нет, только не на кухню. Туда.
В единственной узкой комнате-вагоне у окна стояло кресло, а вдоль стены лежал надувной матрас с криво накинутым туристическим спальным мешком. В ногах высилось несколько пизанских башенок из разноформатных книг, большей частью фантастики и словарей. На одной из них, как дохлый зверек, валялся галстук-бабочка.
