— Я не знал, — тихо сказал Артем, и это была правда.
— Артем, помоги мне. Ты должен понять, что эту лавину нужно остановить, пока еще не поздно. Не обратить, но пустить в нужное русло. Я и такие, как я, уже повернули наверху некоторые шестеренки. Системе нужно выиграть время, чтобы подготовиться к пересечению точки не возврата. Когда все будет исследовано, измерено, подготовлено, отлажено и проверено, мы сами — от имени государства и именем его! — пустим по стране агитбригады Белоснежек. Но пока… Артем, я прошу тебя по-человечески. По-дружески, коль скоро нам удалось сблизиться. Ведь мы с тобой похожи, ты это знаешь.
Он отвернулся и стал смотреть в окно. Ну же…
— У меня немного времени, — напомнил о себе я. — Наш разговор сейчас — вне правил. Вне протокола. Но на случай твоего отказа у меня есть конкретные указания…
— Взять меня и подпустить ко мне телепатов потрошить мою память?
— Я предпочел бы другую формулировку. Но суть верна. Цирк приговорен. И только от тебя зависит, как дальше будет развиваться наш дурной детектив.
— Выпустите Отто. Он вам не нужен. Он не умеет делать магов.
— Прости, Артем, но я тебе не верю. Видишь ли…
— Понял. Очаги возбуждения. — Он постучал себя пальцем по темени.
— Верно. По крайней мере одного мага он создал. Тебя. Ведь так? Или ты предпочтешь определение «освободил»?
— Насколько я знаю Отто, вам его не сломать. Он не будет работать на вас.
— Пусть так. Но мы по крайней мере воспользуемся его знаниями.
— И правда дурной детектив, — сказал он и обернулся.
Пульсация его мозговых волн переменилась. Он разделил внимание: вел разговор и одновременно обдумывал что-то еще. Мне это не понравилось. Я выразительно приложил руку к часам.
— Время, Артем. Его нет. Твой человек — Цыбульский — сегодня убил двоих моих. Убил. Взорвал в машине себя и ни в чем не виноватых ребят. Не рассказывай мне сказки о справедливости и ненасилии. Вы начали это. И больше никто вам скидок делать не будет. Если придется, мы тоже станем убивать.
Я приготовился к ответу. Любому. На случай «нет» у меня был припасен отработанный прием. Это почти не больно. Я проверил на себе.
Вспышка.
Я в долю секунды понял, что он ударил первым.
Успею ли ответить?.. Сконцентрироваться… Только бы хватило сил…
Но тесная кухня загнулась вокруг нас цилиндром, все сделалось мутным и зыбким. Сердце забулькало. Плотный воздух не шел в легкие. Нога непослушно подогнулась, и я стал сползать по стене. Долговязая фигура Артема возвысилась надо мной, как колосс Родосский.
— Дыши глубже, — посоветовал мне голос из клубящейся выси, — это всего лишь гексенал. В следующий раз…
Кухня свернулась вокруг меня ковром-самолетом.
Артем
— …в следующий раз это будет крысиный яд.
Эти слова повторялись и повторялись в голове, словно их произнес минуту назад не я, а кто-то другой.
Чертова дрожь.
Руки тряслись так, что не сразу удалось уцепиться за дверную ручку. Перед тем как выйти в подъезд, я кинул последний взгляд в сторону кухни. В дверном проеме виднелась неподвижная рука Андрея на полу.
Тошнота подступила к горлу. Вязкое, мерзкое чувство. Господи, я был в шаге от убийства. В шаге.
А Пит этот шаг сделал.
Я боялся думать, что сейчас происходит с Венди и Отто. Ситуация неподконтрольна. Ситуация развивается по сценарию ночного кошмара, только липкий пот выступает безо всякого сна.
Я только что был в шаге от убийства.
Зазвонил телефон, я заглушил его, не посмотрев даже на определившийся номер. Потом.
Дверь наконец поддалась. Зажимая под мышкой ноутбук, я боком выбрался в подъезд и перевел дух. Тут было прохладно, в воздухе расстилался тонкий запах травки, которую курят этажом выше прямо на площадке гости соседа-растамана. Им нет до меня дела.
Лифт вызывать я не стал из суеверного какого-то страха.
Нет, встретить в кабине коллегу Андрея я не боялся. Страшно было другое: что вновь придется встать перед выбором. Гексенал или стрихнин. И в запале не перепутать.
Я неслышно прикрыл дверь и стал так же боком спускаться, постепенно ускоряя шаг. Тремя площадками ниже меня снова охватила тошнота. Приступ был настолько сильным, что я невольно схватился за перила и перегнулся пополам.
И понял, что ночной кошмар продолжается: снизу на меня взирал во всей красе «Демон» Врубеля. Худое лицо, горящие глаза, вздыбленные черные кудри, бронзовая кожа.
Демон моргнул, и секундное наваждение рассеялось.
Но тошнота скрутила только сильнее, я сел на корточки, и меня вырвало на ступени.
— Артем! — воскликнул «демон» голосом Артурчика, и я почувствовал на лице холодные пальцы. Я не успел удивиться.
Перед глазами замигали зеленые и красные пятна, и среди них снова мелькнуло это чертово щупальце, проклятая мозговая ложноножка, которую я никак не мог заставить повиноваться сознанию. Я напряг все силы, чтобы не выпустить ее, не дать самовольно копаться в том, что еще не случилось. Пятна перед глазами стали ярче, желудок снова вывернуло.
Артурчик присел рядом.
И хоть его лицо было в ладони от моего, беспокойный голос «демона» неясным лепетом слышался почему-то сзади.
Щупальце, извиваясь, повлекло меня вперед, я почти физически ощущал, как на него нанизываются секунды. Оно протыкало их одну за одной, словно слои плотного брезента, и в двадцати секундах от моей оно наконец остановилось и завибрировало, найдя то, что ему было нужно. Вот он, момент проникновения.
— Артем! — позвал «демон» уже сверху.
Еще чуть-чуть, еще…
— Артем! Я позову на помощь!
«Не надо!» — захотелось крикнуть, но вместо этого из глотки вырвалось:
— Неистовый верблюд!!!
Наверху заржали и одобрительно засвистели растаманы.
Я сгреб Артурчика за ворот и жестом приказал ему спускаться, боясь открыть рот, чтобы не усугубить симптоматику охватившего меня психоделического маразма.
Артур повиновался, и мы побежали вниз, а перед глазами…
…проносится со свистом копыто верблюда и впечатывается в доску. Животное взбрыкивает, ударяя в ограждение со всей мочи. Доски трещат. Их уже двое, двугорбых верблюдов, они ослеплены безумием, они должны вырваться, даже если для этого придется разнести в щепки их крепкое жилище. За ограждением мечутся и матерятся люди. Верблюды их не слышат. Они не слышат ничего, кроме…
Отпустило. Но я успел.
Успел узнать достаточно, чтобы понять, что это происходит где-то рядом, в пределах нескольких километров, и в настолько близком будущем, что его смело можно назвать настоящим.