«Здравствуй, Артем! — стояло наверху в центре. — Не стоит горевать из-за брата Николая — поверь мне, правда, не стоит… — Я перевел дух; в висках застучало. — Ты ни в чем не виноват. Его время вышло. У него не было будущего, и это никак нельзя было исправить. Поверь мне, я пытался. Это наилучший финал для его истории. Не возьмись он за эту нелегкую миссию, погиб бы бесславно, не принеся никому пользы.
Искать его не станут. Он детдомовец, всю жизнь прожил в Москве, после школы на государственные деньги с другом в складчину купил квартирку в Зарайске. У друга появилась девушка, та еще пиявка; и влюбленный малый решил от нашего Николая избавиться, чтобы освободить жилплощадь для своей ячейки общества. И сделал бы задуманное, и плыл бы сейчас наш Николай бездыханным по холодной речке Вобле, и смотрел бы в небо удивленными глазами… — Тут меня передернуло, и я едва не выронил бумагу. — Или при чуть-чуть другом раскладе валялся бы в придорожных кустах, аккуратно присыпанный листьями. Я рассказал ему о вас все, что знал. Мы вместе придумали, как вас выручить. На прощанье я соврал, что ты возьмешь его в труппу. (Ведь так бы оно и было, правда?) Он был очень рад. Думаю, он умер счастливым. В тот момент, когда ты будешь читать эти строки, я буду знать много больше. А сейчас тот день, в котором живешь ты, — мой предел. Больше я ничем помочь не смогу. Но на прощанье (надеюсь, прощаемся мы ненадолго) я дам тебе еще одну подсказку. На плане отмечено место, где держат апостола Отто. Наши общие друзья называют его «полигоном». Удачи вам. И берегите Посланницу, как завещано.
С братским приветом, апостол Олег».
Не успев толком переварить прочитанное, я торопливо развернул «план».
Если бы мне в руки попала карта Острова сокровищ, я не испытал бы большего азарта. С тех пор как Венди заикнулась о «полигоне», я почему-то был уверен, что это место находится где-то за городом. Или в каком-нибудь малонаселенном районе, вроде того, где мы находились. Сейчас представился шанс узнать, где именно.
Вот он, жирный красный крест. Стоп, но это же…
— Да быть этого не может, — убежденно сказал над ухом Артурчик.
И правда — не может.
Я не удержался и присвистнул.
Кузнецов
Надя была недоступна. Это оказалось в сто раз хуже, чем наш очередной проигрыш.
В семь с четвертью я очнулся в своей машине, в восемь был уже дома, но к этому времени наша квартира опустела. Они съехали ночью, наскоро собравшись, вырвав с мясом корни: об этом кричали распахнутые шкафы, разбросанные в комнате девочек игрушки и одинокая разбитая тарелка посреди кухни. Особенная тарелка — последняя выжившая из даренного на свадьбу аляповатого совкового сервиза. В незабудках и земляничках.
Кровати девочек оказались измяты, а наша — нетронута. Господи, как же нелепо, как глупо, как не вовремя… Наська даже сняла со стены фотографии — наши и своего мальчика, Митьки. Учебники забрала…
Маришка оставила все игрушки. Куклы и мягкие мультяшки пялились на меня изо всех углов непонимающе и обиженно. Не хватало только ее любимца — дешевого китайского кислотно-зеленого медведя, которого за монструозный вид мы когда-то прозвали Маззи. Да еще горшок с араукарией пропал. Неужели тоже забрали?..
Ночью, с чемоданами, зеленым медведем и цветочным горшком — господи, кто ж так уходит?! И куда?!
Поддубная, ах ты стерва драная, за что ж ты мне устроила такое?..
Как у тебя духу хватило вообще сунуться сюда, в святая святых, в мое неприкосновенное убежище, куда никто и никогда не попадал без приглашения? Что тебе было здесь нужно? Неужели ты читала Надькины мысли, пока она, доверчивая, наливала тебе чаю с мятой?..
И Надька тоже хороша. Ни слова не дала сказать, ни слова!!! Какого…
От бессилия хотелось выть и ломать что-нибудь… неважно что.
Спохватился только тогда, когда сгреб в кулак шторину на кухне и сдернул гардину вниз. Загремело. Отрезвило.
Я налил в кружку холодного чаю (с мятой, будь она…) и прошел в спальню. Завод кончился. Делать что-либо прямо сейчас представлялось бессмысленным. Завтра, все завтра. Хотя какое завтра — сегодня… Поспать хотя бы часок, а там видно будет.
Поспать мне не дали.
Раздался чужой, нахальный такой звонок в дверь. Так звонят те, кому по службе деликатничать ни к чему — либо почтальоны, либо разносчики счетов за квартплату, либо милиция.
С милицией я почти угадал. На пороге стоял Мишка Серебренников с зеленой пластиковой папкой в руках.
Сколько я знаю Серебренникова, по нему никогда невозможно сказать, устал он или нет, он может не спать от полутора до двух суток и при этом не выказывать никаких признаков утомления. А такое случалось у него нередко, когда он нырял в глубины Интернета, забывая про сон и другие физиологические потребности. Серебренников попал к моим коллегам из отдела К на заметку в пятнадцать лет. Взломал электронную базу одного банка (из чистого любопытства, корыстью там и не пахло). Любознательного хакера пригласили в гости, грамотно обработали, слегка посодействовали в получении правильного образования, и тепленького, с дипломом под мышкой, усадили за монитор в конторе. Тараканов у юноши в голове было предостаточно, но за потрясающий КПД и неприхотливость ему все прощали. С помощью казенного компьютера он путешествовал по самым отделенным уголкам виртуального мира, заводил престранные знакомства и доставал разнообразные полезные сведения. Надо отдать ему должное, от работы никогда не отлынивал, был исполнителен и, самое главное, исполнителен своевременно. Ребята это уважали, поэтому все беспрекословно таскали ему по первой просьбе кукурузные хлопья и бодяжили дешевый «технический» кофе (почему-то именно к этому горькому суррогату, вызывающему у всякого разумного существа брезгливость, он питал особую слабость). На этих скудных калориях он мог продержаться сколько угодно долго. Собственно, его щуплой тушке этого было достаточно. Цвет лица у него был бледный независимо от времени года, брился он от случая к случаю, волосы не стриг на моей памяти ни разу, так что тускло-рыжий хвост болтался уже ниже выпирающих лопаток.
Серебренников был одним из первых обращенцев в нашем отделе. Перспектива приобрести необычную способность особого энтузиазма у него не вызвала — как он признался позднее, он и так собой по жизни был доволен. Но в цирк сходил (раз надо, значит, надо) и вернулся оттуда телекинетиком. Чуда не случилось. Тем не менее Серебренников оказался единственным из нашей команды, которому телекинез заметно добавил производительности труда. Ребята собрали ему компьютер с двумя мышками, и он стал ими споро пощелкивать, не прикладая рук (а они теперь были почти всегда заняты сигареткой и неизменной кружкой кофе). Вскоре они с Медведевым (который по сравнению с другими обращенными сотрудниками эволюционировал фантастически быстро) составили прекрасный тандем. Скорее даже симбиотическую пару. Контакт между ними существовал, наверное, на астральном уровне. Медведев объяснял это так: все мы, нетелепаты, для него как трансляторы. Мы излучаем — он принимает. Что бы он сам ни пытался нам протелепатить в ответ, мы все оказывались глухими. Кроме Серебренникова. Тот мог быть (в зависимости от ситуации) и транслятором и приемником. Медведев просто сливал ему полученную информацию напрямую, как файлы с флэшки на жесткий диск. И Серебренников один из всей команды мог максимально точно делать по описанию Медведева фотороботы и карты, учитывая те детали, которые наш довольно косноязычный телепат не мог сформулировать словами. Сработались — загляденье. Даже прозвища друг другу дали по-приятельски. Медведев коллегу-программиста окрестил Сутульцем, а тот его — Мозгонавтом.
