«Нет, не случалась».
42. Не было ли среди членов вашей семьи случаев ССВ (спонтанного самовозгорания человека)? Если да, укажите степень родства, возраст, обстоятельства, при которых это произошло.
Тут я вздрогнул. Потому что ничем иным, кроме как ССВ, невозможно было объяснить смерть той самой двоюродной бабы Нюры. Ей было 78, когда она умерла. Тело нашли в ее доме, она лежала у печки в позе эмбриона, обугленная, и вокруг не было ни одного предмета со следами огня, только вот окна закоптились. А на ней даже не полностью сгорела одежда.
Замирая, я заполнил кривым почерком эту графу.
43. Переживали ли вы или кто-то из ваших родственников удар молнии? Если да, укажите степень родства, возраст человека, подвергшегося удару молнии, обстоятельства происшедшего. Укажите, остался ли он жив. Если да, укажите, изменился ли после этого его характер. Укажите, что именно изменилось.
«Нет, такого не было».
Дальше были еще вопросы про клиническую смерть («нет»), наследственные заболевания («нет», «нет», «нет», «нет»…) и психические расстройства («нет»).
Потом было вот что:
54. Есть ли среди ваших родственников публичные люди, часто упоминаемые в прессе? Если да, укажите имена и степень родства.
«Да. Кинорежиссер Аркадий Ленский, троюродный брат с материнской стороны. Японская поп-певица Дариа Мори (в девичестве — Дарья Анатольевна Кузнецова), племянница».
61. Есть ли среди ваших родственников известные ученые? Если да, укажите имена и степень родства. — «Нет».
Дальше было еще много этих «есть ли среди ваших родственников…»
Время шло, за окном уже вовсю старалось блеклое осеннее солнце. Деловито шуршали машины. Было слышно, как компания подростков под окном обсуждает тонкости прохождения какой-то компьютерной стрелялки. Матерились они обильно и бессмысленно. Нестерпимо захотелось всыпать каждому ремня и посадить на неделю под домашний арест: чтоб из еды только хлеб и водичка, а из развлечений — вид за окном и томик Пушкина. Глядишь, и поубавится дури. Недоделки перестроечные… ходячие отмазки от армии…
Я погасил свет и вернулся к столу.
Кое-как я добрался до вопроса 66. Он меня развеселил.
Верите ли вы во внеземную жизнь? Если да, верите ли вы в то, что Землю посещают разумные пришельцы с других планет?
Интересно, как этот вопрос повлияет на определение специализации? Они что, подозревают, что телекинетики, к примеру, верят, а левитаторы — нет? Ну не верю. НЛО видел, а все равно не верю.
67. Верите ли вы в загробную жизнь? — не унимались яйцеголовые. Издеваются, что ли? Это-то здесь при чем?
Я отложил ручку и стал листать анкету, не заполняя.
Напишите любое трехзначное число.
Напишите любое слово на букву А.
Напишите любое прилагательное.
Считаете ли вы себя везучим человеком?
Какого цвета радость?
Летаете ли вы во сне? Если да, то часто или редко? На какой высоте? С помощью технических/магических устройств или без них?
С какого возраста вы себя помните? Опишите самое первое яркое воспоминание.
Назовите вашего любимого героя в «Волшебнике Изумрудного города».
Назовите вашего любимого пирата.
Появилось ощущение какой-то ласковой шизофрении; даже для меня, считавшего себя искушенным в таких вещах и имеющим некоторую закалку и устойчивость ко всему иррациональному, это было чересчур. Ну, допустим, капитан Блад — и что?..
Античность или Средневековье?
Керлинг или бокс?
Шанель или Зайцев?
Муа-муа или джага-джага?
Подчеркните словосочетание, которое кажется вам лишним: газовая рука, шершавое небо, благоуханное колесо, откровенный олень, опасный огурец, отважный пылесос…
«Обкуренный составитель анкеты», — написал я поверх напечатанного текста, с раздражением перелистнул страницу и уперся взглядом в вопрос 119. Прочтя его, я понял, что надо мной издеваются. Готов поспорить, это Крекер порезвился.
Вопрос 119 звучал так:
Кронкл титч блабцы вор шотту?
И, несмотря на очевидный идиотизм ситуации, я не поленился взять ручку и вписать: «Длу-длу пер кош».
Захлопнул папку и налил себе еще кофе. Распирала злость — на психа Крекера, на слабака Серебренникова, на рыцаря коньячной бутылки Горинца, на безмозглых тинейджеров под окном, на истеричку Поддубную, ясноглазую девочку-убийцу Венди и мою добрую простодушную валькирию Надьку… Злость вперемешку с досадой. Я скосил взгляд на валяющуюся на полу гардину и вздохнул.
В коридоре запищал телефон. Звонил Серебренников.
— Я же предупредил, что задержусь, — прорычал я вместо приветствия.
— Э-э, — выдала трубка. — Я только хотел поторопить вас с анкетой, мне бы к полудню уже все отправить…
— Пошли Мефистофеля к ешкиной матери в урановую шахту; ты сам-то читал, что они прислали?
— Да, я все заполнил уже.
— И на вопрос сто девятнадцать ответил? — издевательски спросил я.
— Я на все ответил, — обиженно буркнул Серебренников.
— Не сочти за труд процитировать свой ответ.
— Что, прямо сейчас?
— Давай, давай, сейчас.
— Подождите, я найду…
В трубке пошуршало, послышался горестный вздох, какие-то щелчки, и наконец он выдал:
— Тут была опечатка какая-то, и я написал, что не понял вопрос.
— Зачитай-ка мне опечатку, Серебренников.
— Вы серьезно?
— Читай давай.
— Бо… неке… кипача… пи о. Все, и вопросительный знак. У вас такая же фигня?
Я помедлил с ответом.
— Нет, — сказал я, — у меня написано: «Любите ли вы жареный лук?»
— А-а, — мне показалось, он заулыбался, — тогда и я поправлю, напишу «да».
— Не правь ничего! Отошли как есть…
— Да-а? — протянул он разочарованно. — Ну ладно.
— Все, отбой. Скоро буду. Принесу тебе анкету, не переживай.
— Спасибо!
— Ага. Бывай.
Я вернулся к столу. Что-то во время нашего разговора странным образом прояснилось. Я не мог сформулировать это чувство словами. Вдруг представилось, что я стал героем анекдота про мужика, который пришел наниматься в ЦРУ. Написал он, значит, заявление, его похлопали по плечу, вручили запечатанный конверт и велели подняться на десятый этаж — там, дескать, вас будут ждать, передайте им это письмишко. Едет он в лифте, снедаемый любопытством по поводу содержимого конверта, не выдерживает, вскрывает его, а там записка: «Вы — наш человек! Вас ждут на пятом».
