В конце концов, отчаявшись, я разыскал инспектора Бадгворта.
Выслушав меня, он помрачнел.
«Думаю, дело нечисто, — проговорил он. — Есть
здесь несколько подозрительных субъектов. Видали Келвина, хозяина „Трех
якорей“?»
Я ответил, что да, имел такое удовольствие.
«А вам известно, что он только четыре года как вышел из
колонии? Оскорбление действием».
Я ответил, что нисколько этим не удивлен.
«Насколько я понял, здешние жители считают, что ваш приятель
слишком любит совать нос в чужие дела. Единственная надежда на то, что до
крайностей не дошло».
Мы продолжили поиск с удвоенным рвением. Только к вечеру
наши усилия были вознаграждены. Мы обнаружили Ньюмэна в глубокой канаве в
дальней части его собственного имения. Он был крепко-накрепко связан по рукам и
ногам, во рту торчал скомканный носовой платок.
Он совсем обессилел и все стонал от боли. Только после того,
как ему растерли запястья и лодыжки и дали глотнуть виски, он смог рассказать,
что с ним произошло.
Прошлым вечером около одиннадцати часов он вышел пройтись.
Прогулялся немного вдоль обрыва и вышел на то место, которое из-за большого
количества пещер называют «Убежищем контрабандистов». Там он заметил нескольких
человек, выгружающих что-то из маленькой лодки, и спустился взглянуть, в чем
дело. Груз, по-видимому, был тяжелым, и его с трудом волокли в одну из самых
дальних пещер.
Ньюмэн заинтересовался. Стараясь оставаться незамеченным, он
подобрался поближе, пытаясь угадать, что именно они тащат. Потом кто-то крикнул
— явно кого-то предупреждая, и тут же на него навалились два дюжих типа. Они
избили Ньюмэна до потери сознания. Когда он пришел в себя, то обнаружил, что
лежит в грузовике, который куда-то мчится, подпрыгивая на многочисленных
рытвинах и ухабах. Он был уверен, что его везут в деревню, и глазам своим не
поверил, когда автомобиль свернул в ворота его собственного дома. Здесь его
похитители, пошептавшись друг с другом, вытащили его и бросили в глубокую
канаву, где искать человека никому и в голову не придет. После этого грузовик
укатил. Ему показалось, что выехали они в другие ворота, через те, которые на
четверть мили ближе к деревне. Он не мог описать нападавших, понял только, что
это были моряки и, судя по говору, корнуоллцы.
Инспектор Бадгворт встрепенулся.
«Будьте уверены, тут-то они и запрятали золото! —
воскликнул он. — Достали с затонувшего корабля и держат где-то в укромной
пещере. Знают, шельмы, что мы уже обыскали все пещеры в „Убежище
контрабандистов“ и теперь идем дальше. Вот, видно, и перетаскивали свое добро в
пещеру, где мы уже побывали. Знают ведь, что второй раз мы туда уже не сунемся.
Теперь пиши пропало: мистер Ньюмэн застукал их как минимум восемнадцать часов
назад, а значит, у них было достаточно времени, чтобы замести следы.
Сомневаюсь, что мы теперь что-то найдем».
Тем не менее инспектор срочно организовал поиски: очевидно
было, что золото действительно у кого-то из местных воришек, которые его
перепрятали. Но у него не было и намека на месторасположение нового тайника.
Одна зацепка, впрочем, все же была. Он сам навел меня на нее
следующим утром.
«По этой дороге редко проезжают машины, — объяснял
он, — поэтому в нескольких местах мы обнаружили четкие следы шин. Один из
протекторов поврежден и оставляет очень характерный отпечаток. Вот смотрите:
здесь похитители вашего друга заезжали в ворота, а здесь, — показал он
чуть приметный след у других ворот, — выезжали. Рисунок тот же. Так что
никаких сомнений, — это та самая машина, которая нам нужна. Вы
спрашиваете, зачем они выехали через дальние ворота? Мне кажется, это
совершенно ясно: возвращались в деревню. А в деревне собственные грузовики есть
у двоих — от силы троих. Причем один у Келвина, хозяина „Трех якорей“.
«А кем Келвин был раньше?» — спросил Ньюмэн.
«Забавно, что вы об этом спросили. Водолазом».
Мы с Ньюмэном переглянулись. Головоломка, казалось,
разрешалась сама собой.
«Вы не видели Келвина среди тех, кто разгружал лодку?» —
спросил инспектор.
Ньюмэн покачал головой:
«Боюсь, не смогу ответить. Я и понять-то толком ничего не
успел, не то что разглядеть».
Инспектор любезно разрешил мне пойти с ним к «Трем якорям».
Гараж находился в переулке, главный вход был заперт, но, свернув на аллейку, мы
обнаружили маленькую дверь, оказавшуюся незапертой. Поверхностного осмотра шин
инспектору было достаточно.
«Клянусь Юпитером! — ликовал он. — Вот же она, та
самая отметина, на заднем левом колесе. Ну, мистер Келвин, теперь вам точно не
выкрутиться».
Рэймонд Уэст смолк.
— Ну? — нетерпеливо потребовала Джойс. — Пока
что я не вижу тут ничего загадочного… Вот если бы золота не нашли…
— Его и не нашли, — сказал Рэймонд. — И
Келвина, естественно, тоже не посадили. Не по зубам он им оказался, как я
понимаю. Просто не представляю, как он выкрутился. Разумеется, на основании
улики — отметины на шине — его тут же арестовали. Но произошла неожиданная
осечка. Прямо напротив въезда в гараж находился коттедж, который на лето сняла
одна дама-художница.
— Ох уж эти дамы-художницы! — рассмеялась Джойс.
— И не говорите! Ну вот, так совпало, что она несколько
недель болела, и поэтому к ней приходили две сиделки. Та, что дежурила в ночную
смену, всю ночь просидела у окна в кресле. Шторы были подняты, и она клянется,
что не могла не увидеть автомобиль, выезжающий из гаража. Но в ту ночь она его
не видела.
— Что ж с того? — фыркнула Джойс. — Заснула
небось. Они всегда спят.
— Такое, в общем, действительно случается, — начал
мистер Петерик, — но мне представляется, мы принимаем на веру факты, даже
не поразмыслив над ними как следует. Прежде чем принимать к сведению показания
сиделки, следует убедиться в их добросовестности. Не люблю я так кстати
появляющихся алиби. Есть в них что-то… сомнительное.
— Имеются также показания художницы, — продолжал
Рэймонд. — У нее были сильные боли, и она тоже практически не спала. И
обязательно услышала бы, если грузовик действительно выезжал: мотор у него
очень мощный, а ночью после бури было особенно тихо.
— М-да, — хмыкнул священник. — Это,
несомненно, подтверждает показания сиделки. А у самого-то Келвина было алиби?
— Он заявил, что в десять вечера лег спать, что
подтвердить или опровергнуть никто, разумеется, не смог.
— Да спала ваша сиделка, — снова вмешалась
Джойс, — и больная тоже. Больным всегда кажется, что они ночь напролет не
сомкнули глаз.
Рэймонд Уэст вопрошающе посмотрел на доктора Пендера.
