— Извините за вторжение, — проговорил я, — Это ваша хижина?
— Ха! Ничья это хижина, — отозвался бельмастый, — Здесь наши, из Сиокавы, которые разбивают поля на острове, ночуют, прячутся от дождя. Гляжу, вы промокли. Там вроде есть дрова. Лучше будет разжечь огонь и просушиться.
— Из каких краёв к нам? — полюбопытствовал Пунцовый Нос, внимательно нас разглядывая.
Дополняя друг друга, мы стали рассказывать: журналист и фотограф из одного не очень популярного мужского журнала приехали на этот остров, чтобы написать о нём, но нам приказано завтра вернуться в редакцию; из-за тайфуна застряли здесь и не знаем, что теперь делать, и т. д. За разговором мы развели огонь прямо на земляном полу, высушили промокшую одежду. Похоже, идёт ещё один тайфун. Как же вы попадёте в Сиокаву? — спросил я, — Вряд ли лодка за вами придёт.
— A-а… Вы тоже, значит, на лодке Дзимбэя сюда приплыли? — догадался бельмастый, — Мы обычно тоже с ним переправляемся. Но когда шторм, как сегодня, лодка не приходит. Тогда остаёмся здесь. Мы приплыли вчера после обеда, тайфун как раз утих. Переночевали, собрали бобы. Как раз стали сворачиваться, а тут и вы прибыли. Мы с поля вас видели. — Он указал подбородком в угол хижины, где на земляном полу стояли четыре большие корзины, полные бобов, — Пока вот решили выпить по капельке. С собой привезли.
На мой вопрос он так и не ответил. От этого я начал заводиться:
— Не будете же вы здесь сидеть, пока не уйдёт тайфун. Кто знает, когда он успокоится?
— Это точно. В волну Дзимбэй свою лодку ни за что не выведет. Побоится, — пробормотал бельмастый.
— А других лодок нет? — с надеждой поинтересовался Хатаяма.
Бельмастый поднял голову, переводя взгляд с одного на другого.
— Вы что, правда поскорее обратно хотите? Нагорит, что ли, как следует, если опоздаете?
— Да. В том-то и дело! — кивнули мы с Хатаямой.
Пунцовый Нос почему-то сделал своему приятелю знак глазами, как бы желая его заткнуть, но тот оставил его старания без внимания и продолжал:
— Ну, ещё самолёт имеется.
— Самолёт?! — В изумлении Хатаяма выпустил из носа заряд, приземлившийся на земляной пол, — Что? Здесь самолёты летают?
Бельмастый с большим интересом рассматривал произведённый Хатаямой продукт.
— Ого! Во-о-о даёт! Без рук сморкаться! — Он обернулся к Хатаяме и рассмеялся, — Может, научишь?
— Что-то я не помню в расписании таких рейсов, — засомневался я, — Какая компания здесь летает?
— Компания «Сиокава», — глядя на меня, сказал Пунцовый Нос, — В расписании её нет, потому что нет регулярных рейсов. Летает только в плохую погоду — когда лодки переправиться не могут и народ, который здесь застрял, хочет вернуться в Сиокаву.
— Что-о? Самолёт только туда и обратно? — Хатаяма отвесил низкий поклон, — Сердечно благодарим! Ну и где же приземляется этот самолёт? И когда?
Пунцовый Нос посмотрел на часы.
— Скоро уже должен быть, если вообще будет. Полосу видели недалеко от избушки? Вот на неё и приземляется.
«Коротковато для взлётной полосы», — подумал я.
— А может, сегодня не прилетит, — усмехнулся бельмастый, желая нас подразнить, — Я слышал, Горохати вчера гадюка укусила.
— Горохати — это кто? Пилот? — спросил я, одолеваемый дурным предчувствием, — А другого нет?
Пунцовый Нос и его товарищ переглянулись.
— Может, тогда жена прилетит?
— Не-е, какой из неё лётчик! Только Горо может.
— И сколько стоит? — нервно спросил скуповатый Хатаяма.
— Ну, сейчас… — призадумался бельмастый, — У местных — сезонки. Так что для нас дешевле. Но коли уж туристам сильно приспичит — тысячи три, пожалуй, попросят. Туда и обратно. Наверняка.
— Полторы тысячи в один конец? Круто. Отсюда до Сиокавы всего-то минут десять.
Я ткнул недовольного Хатаяму под ребро и поспешил вмешаться:
— Нет-нет. Полторы тысячи в самый раз. Но вы говорите, у «Сиокавы» только один самолёт и неместных, кто без сезонок, в принципе не сажают, если как следует не попросишь. Так?
— Ну да. Вроде того, — с неохотой протянул бельмастый.
Разволновавшись, я неосторожно брякнул:
— А лицензия у них есть?
Пунцовый Нос стрельнул в меня глазами:
— Ух ты! Не лезли бы вы с такими вопросами, если хотите скорее вернуться в Токио. И чтобы никому об этом ни слова. Ты журналист, говоришь? Потому я и не хотел про самолёт рассказывать — думал, возьмёшь да напишешь что-нибудь. Только потому сказал, что вы вроде как влипли.
— Я никому не скажу, — громко пообещал я, сникая под угрожающим взглядом Пунцового Носа, — Никому. И в журнале ничего не напишу.
Наверняка самолёт частный, и лицензией тут и не пахнет.
— Ладно, не переживай, — с улыбкой успокоил меня бельмастый, — Горохати — лётчик классный, у него и права есть.
А как можно летать без прав?
— Ну что, полетим? — шепнул мне Хатаяма с опаской.
— Само собой! — кивнул я, — Время же идёт. Идиотами надо быть, чтобы такой возможностью не воспользоваться.
У меня были некоторые опасения насчёт того, что это будет за самолёт. Но гнева шефа я боялся больше. Задавать здесь лишние вопросы ни к чему.
— Хотя его вроде гадюка укусила, — продолжал бельмастый.
— Ну и что? Я слышал, его в нашей больничке вылечили. Так что он уже как огурчик, — сказал Пунцовый Нос. — У них в больничке всё есть.
Теперь, когда одежда высохла, можно было и подкрепиться. Мы с Хатаямой ополовинили захваченные с собой припасы. А самолёта всё не было. Дождь немного утих, однако ветер становился всё сильнее.
— Да не прилетит он. Держу пари, — заключил Хатаяма, испытывая явное облегчение от этой мысли.
Я понял, о чём он думает. Конечно, перспектива получить разгон от шефа его совершенно не прельщала, но всё-таки это лучше, чем разбиться на самолёте. И в этот момент откуда-то издалека, сквозь завывания ветра, донеслось еле слышное жужжание.
— А вот и он. — Крестьяне поднялись со своих мест.
Опережая их, мы бросились к двери — так нам хотелось увидеть этот самолёт, чтобы успокоиться. Со стороны Сиокавы приближался лёгонький аэроплан. Он летел низко, делая широкий круг над полями, где росли бобы. Самолёт был неизвестной марки, коротенький и пузатый, на каждом крыле по винту.
— Ну что? Самолёт вроде нормальный, более-менее. Может, обойдётся? Как думаешь, а? — пытался убедить самого себя Хатаяма.
— А какой он должен быть? — покосился я на него. — Не говори чепухи!
Закладывая вираж при заходе на полосу, самолёт затрясся как в лихорадке под резкими порывами ветра. Он летел прямо на нас, махая крыльями вверх-вниз, причём не по очереди, а одновременно.
