Унтер сделал жест, будто хотел меня успокоить:
— Да не дёргайся ты! Подумаешь, караул. Ничего страшного. Будешь работать здесь дальше, а потом каждый час надо проверять склад боеприпасов вон за той скалой. Ночью обычно боёв не бывает. И на склад противник покушаться не собирается.
— Откуда это известно?
— У всех габатийцев дефицит витамина А. Почти у всех куриная слепота, — Он кивнул, — А к утру, в два часа, тебя сменят. После этого можешь отсыпаться в штабе.
И не забывай — за ночную смену платят в полуторном размере.
— Мне бы лучше домой. Жена будет беспокоиться.
— Я ей всё по телефону объясню. И потом, ты винтовок-то отремонтировал всего ничего!
Постепенно его тон менялся — теперь он уговаривал меня, как ребёнка. Унтер совсем не походил на японских офицеров, каких я видел в старых фильмах о войне. Вёл себя как-то странно, если учесть, что он начальник, а я подчинённый.
Я решил его проверить:
— А если я откажусь?
— Откажешься? Да неужели? — Он угрожающе понизил голос, хотя улыбался по-прежнему, — Знаешь, мне о тебе всё известно. Тебе фирма приказала поступить в наше распоряжение. Так что я для тебя — всё равно что директор фирмы. Хочешь, чтобы я сообщил, как ты тут работаешь?
— Ясно, — вздохнул я, — Хорошо, я постою в карауле.
— Ха! Стоять не нужно. Просто сиди и занимайся своим делом, — Унтер вдруг расслабился и, снова перейдя на безобидный тон, одарил меня покровительственной улыбкой, — Об ужине для тебя я позабочусь, — С этими словами он удалился, мурлыча что-то себе под нос.
Я встал и потянулся. Стрельба была где-то далеко, солдат в округе заметно поубавилось. Подул лёгкий вечерний ветерок. Солдаты проходили мимо по двое, по трое, непринуждённо болтая. На лицах читалось облегчение: рабочий день кончился. Душой они уже были дома.
Я снова присел возле своих винтовок. Приноровившись, можно было продолжать работу и в сгущавшихся сумерках. Закончив с очередной винтовкой, я направился с ней к скале проверить боеприпасы. До неё было метров триста. Ящики с патронами и снарядами аккуратно сложили в шесть штабелей. Вроде всё в порядке.
На востоке, в рисовых полях, на приличном удалении, началась ночная заваруха. Доносилась канонада, стрельба, крики. Похоже, как и днём, шли мелкие стычки, в масштабах роты, и что-то вроде лесной партизанской войны. Разрывы снарядов озаряли небо, вырывая из сгущавшейся темноты чёрные силуэты далёких холмов.
Наконец солнце утонуло за горизонтом. Я отложил винтовки и растянулся на пригорке. В ночном небе появилась луна, заливая своим светом окрестности. С гор на габатийской стороне задувал ветерок. Дожидаясь, когда доставят ужин, я закурил. Шёл уже девятый час, еду давно должны были принести. Неужели унтер забыл о своём обещании?
И тут я услышал голос жены.
— Где ты, дорогой?
— Тут. — Я вскочил и увидел спускавшуюся с вершины холма жену с перекинутой через руку корзинкой.
— Что ты здесь делаешь?
Жена присела рядом.
— Мне сказали, что у тебя ночная смена. Поужинать тебе принесла.
Унтер всё-таки до неё дозвонился.
— Вот молодец! Как только ты меня нашла? На поезде приехала?
— Да. — Она расстелила на земле клеёнку и стала раскладывать на ней содержимое корзинки. — Я на двоих принесла. И вино захватила.
— Вот это здорово!
Устроившись у подножия холма, мы приступили к трапезе.
— Здесь свежо. А где война? — поинтересовалась жена.
— Вон там. Видишь, где стреляют? И лес горит.
— Да? Как красиво. Ой, кто-то кричит. Неужели кого-то убили?
— Очень может быть. Можно ещё вина?
— Конечно, дорогой. Как ты сегодня поработал?
— Неплохо, — Я не стал рассказывать, что меня чуть не убили. Не привык мешать служебные дела с домашними, — Жареная рыба — пальчики оближешь. А такую лапшу я сто лет не ел. Эй! А это что? Почему здесь валяется? Кусок мяса, что ли?
— Ха-ха! Какое мясо? Я не приносила.
Я нагнулся. Это оказалось не мясо, а человеческое ухо. Видно, у какого-то несчастного пулей или снарядом оторвало. Я быстро забросил его подальше.
Прикончив бутылку вина, я порядком захмелел. Нехотя поднялся, взял винтовку.
— Ты куда? — спросила жена.
— Надо проверить склад боеприпасов — ответил я, направляясь к скале, — Сейчас вернусь.
— Будь осторожен!
Она всегда так говорила, провожая меня из дома. Но здесь не было ни машин, которые могли бы меня переехать, ни ям, куда бы я мог свалиться. Никакой опасности — ни с неба, ни под ногами. Конечно, о противнике забывать нельзя. Надо сохранять бдительность. Но мне же сказали, что этой ночью никаких вылазок не будет. Нечего волноваться. С этой утешительной мыслью я в хорошем настроении подошёл к скале. И тут что-то крепко ударило мне в затылок. В глазах заплясал ослепительный фейерверк ярко-красных искр, и я потерял сознание.
Очнулся я связанным. Меня примотали проволокой к ящику со снарядами. Какой-то человек прилаживал к штабелям боеприпасов взрыватели, соединённые с детонатором, который он установил метрах в ста. Было ясно, что это диверсант-габатиец. Он собирался взорвать склад и меня вместе с ним. Я хотел было заорать во всю глотку, позвать на помощь, но быстро закрыл рот. На крик обязательно прибежит жена. Диверсант схватит её и взорвёт нас обоих. Она не заслужила такой участи.
При всём том умирать не хотелось. Габатиец направился в мою сторону, и я стал умолять его:
— Прошу! Пожалуйста! Я не хочу умирать! Я не военный. Меня просто послали сюда ремонтировать винтовки. Не надо меня убивать!
— Извини, но я не могу тебя отпустить, — сказал габатиец. Я разглядел его хорошо в лунном свете — туповатый с виду, с вытянутым, как у ласки, лицом, в очках, — Ты ничего не почувствуешь. Всё кончится в долю секунды.
— Но я же не солдат. Я — японец! — Я выдал такую струю, что мои брюки надулись мочой как пузырь. — Сотрудник японской фирмы. Я солдат только на несколько часов!
— Ты… ты тоже японец?! — сказал он по-японски, подходя ближе. — Я работаю на фармацевтическую компанию, которая производит взрывчатку, — шепнул он мне на ухо. Потом ухмыльнулся и кивнул. — Но это ничего. Я ведь тоже солдат на несколько часов.
Ах-ах-ах!
— Можно, я куплю себе что-нибудь новенькое из одежды? — сказала моя жена, — В этом я уже два года хожу.
— Ну да, — кисло протянул я.
Мне самому был нужен новый костюм. Всё-таки я работал в фирме, и с практической точки зрения мой костюм важнее, чем новое платье для жены. Но скажи я так, всё опять кончилось бы ссорой. Наверняка. С предсказуемым результатом: жена, как всегда, победила бы с явным преимуществом. Упрекнула бы, что я мало зарабатываю. Что даже спустя пять лет после свадьбы мы не можем себе позволить завести ребёнка и по-прежнему снимаем квартиру. Мне бы досталось по полной за то, что я ни на что не способен, и рта не дали бы открыть в оправдание.
