— И он, — сказала Роузи, — и он не только умудряется снять Шекспира на фото — ведь это же полная чушь, правда? — он еще и составляет Шекспиру гороскоп. А потом заставляет его глядеть в хрустальный шар. Чтобы проверить, увидит он там что-нибудь или нет.
— Да, помню, — снова сказал Бони. И перестал перетирать тарелки.
— Хрустальный шар, — сказала Роузи. — И старина Уилл туда смотрит.
— Ну.
— И ничего не видит, хотя — хотя делает вид, что что-то он там углядел. Чтобы порадовать старика, которого он вроде как побаивается. И предрекает, что в скором времени появится некто, действительно способный провидеть сквозь этот шар. Вот такое ему было видение, — это он старику так говорит… Начнем с того, — продолжила Роузи, — что о Шекспире вообще мало что известно. Насколько мне не изменяет память. Особенно в том, что касается его детских лет.
— Ну, положим, — сказал Бони.
— А тут еще этот колдун. В смысле, этот, с хрустальным шаром.
— Итак, — сказал Бони. — Пункт первый. Начнем с того, что человек этот — вполне реальное историческое лицо. Да-да. Более чем реальное. Доктор Джон Ди. Он действительно жил в том самом доме, который описан в книге, и занимался всеми теми вещами, о которых там идет речь. Вот так. Он был советником при королеве Елизавете и, возможно, чем-то вроде придворного врача-консультанта. А еще он был математик и астролог, в те времена разница между этими двумя науками казалась несущественной. У него, по всей видимости, была крупнейшая в тогдашней Англии библиотека. А кроме того, он и в самом деле был именно тем, кем выведен в этой книге: магом.
— И сфотографировал Шекспира, — сказал Роузи.
— Ну…
— Такое впечатление, — сказала Роузи, — что он время от времени, просто ради забавы, делает вид, будто мир был несколько иным, чем; сейчас, и в нем происходили веши, которых теперь не бывает.
— Хм.
— Но мир был точно таким же. И законы им управляли те же самые.
Бони осторожно повесил полотенце на место; его явно посетила какая-то мысль. Потом прижал к губам палец и вышел из кухни. Роузи завернула краны, вытерла руки о комбинезон и пошла за ним следом.
— Сэнди очень много знал.
Они шли через длинную полутемную столовую комнату, и Бони говорил на ходу.
— Чего он только не знал. Ему доставляло удовольствие выводить в своих книгах такие детали, которые каждый здравомыслящий человек непременно должен был принять за выдуманные, тогда как на самом деле выдумки там не было ни на грош. Ему вообще нравилось, чтобы в книге вещи — настоящие, вещи — жили бок о бок с придуманными; ну, вот, например, было у него настоящее серебряное блюдо тех самых времен, о которых он писал, и он описывал его в числе прочих выдуманных блюд: одно настоящее, и спрятать его среди нескольких выдуманных — это было ему по вкусу. Или алмаз, или кинжал. А если в руки ему попадалась вещь, которая когда-то и впрямь принадлежала одному из его персонажей, то-то было радости. Такие вещи он мог разглядывать часами… Чтобы находить такие вещи, тоже нужен талант.
Они вышли в гостиную. Бони не стал включать свет; в темных коврах и в сгрудившейся кучками массивной мебели затаились сумерки.
Он подошел к надранному из разных сортов дерева комоду, на верхней полке которого стояли фотографии в серебряных рамках: лица были незнакомые, лица из былых времен.
— Доктор Ди был реальным историческим лицом, — сказал Бони, пытаясь неверной старческой рукой отомкнуть замок ящика. — Таким же реальным, как сам Шекспир. И действительно держал у себя магические кристаллы, в которых можно было провидеть иные миры, и зеркала, и драгоценные камни. А потом, через несколько лет после той истории, которую читаешь ты, действительно появился человек, обладавший способностью видеть сквозь магические кристаллы: он видел ангелов и говорил с ними.
Н-да. Медиум. И все это — самая настоящая правда.
Он дернул ящик на себя, и тот наконец открылся.
У Роузи появилось какое-то странное чувство. Все — правда. Как будто актеры на сцене перестали играть роли — и тут вдруг оказалось, что они те самые персонажи, которых разыгрывали в театре, — и повернулись к публике лицом. Она стояла и смотрела, как Бони достает из ящика какой-то предмет, завернутый в мягкий бархатный мешочек.
— Один из кристаллов, которыми пользовался Доктор Ди, — сказал Бони, — нечто вроде полированного зеркала из обсидиана, и он сейчас в Британском музее. Мы с Санди одно время строили планы, как бы нам его оттуда выкрасть. Были и другие, ныне утраченные, насколько мне известно. А вот тот самый, про который ты читала в книжке.
Он ослабил завязку на бархатном кисете и вытряхнул на ладонь шар из дымчатого кварца, цвета кротовой шкурки, безупречный, как маленькая планета, как серый влажный вечер. Он поднял шар повыше, чтобы Роузи смогла в него заглянуть.
— В кристалле были ангелы, — сказал он. — Десятки ангелов. Доктор Ди говорил с ними. И все их имена начинались на А.
Глава третья
Девять хоров ангелов заполняют собой вселенную, и каждый сцеплен с тем, что выше, и тем, что ниже, подобно шестерням колоссального механизма; от этой пронизывающей Творение взаимосвязи рождаются Различие, Распределение, Это, То, Иное. Огромные Серафимы распростерлись подле трона Господня; в протяженности своей они достигают области, где их касаются руки Херувимов, могучих, оружных и о многия крылья, которые стоят выше Престолов, а те, в свою очередь, попирают твердь небесную с великим множеством звезд, и, когда они движутся, проворачивается твердь небесная, как бегущая дорожка. Господства суть оси этого огромного колеса, нисходящие через посредство Властей, которые движут планетами, солнцем и луной и которые (с точки зрения доктора Ди) в то же время сами являются этими планетами; а из этих сфер простираются, пронизывая землю, Силы, кости земли, благодаря которым она может жить и трудиться. На земле Начала надзирают за империями и народами, Архангелы — за Церковью; и, наконец, Ангелы, неисчислимые мириады Ангелов, за каждой живой душой, может быть даже за каждым живым существом, вплоть до совсем ничтожных, которые кишат в каждой ложке навозной жижи, если посмотреть на нее сквозь достаточно сильную линзу.
Ангелы, связанные бесконечной последовательностью, как петли в плотно сплетенной ткани, рука к руке, уста к ушам, глаза к глазам к глазам к глазам, вечно снующие по восходящим и нисходящим потокам мельчайших мирских дел, с тихим шелковым шуршанием крыльев, которое можно услышать, если только вести себя достаточно тихо и если выбрать самые тихие места на земле — или вслушаться в закрученные спиралью глубины морской раковины.
Они здесь, они рядом, и если бы Бог отозвал их из мира, мир не только остановился бы и умер, но, вероятнее всего, просто-напросто исчез бы, с одним-единственным тихим вздохом.
И доктор Ди, он знал наверное, что они где-то рядом и можно их увидеть — тех, кто на секунду отвлекся от трудов и дал себе роздых; их можно подкараулить, как знатных придворных, в коридорах и закоулках бытия; а когда они пойдут мимо, их внимание можно привлечь и даже заговорить с ними. Доктор Ди был уверен, что именно так оно и есть; однако же ни разу, ни в одном из бесчисленных стекол, зеркал, кристаллов и солитеров, которые он собирал где только мог и в которые он смотрел, он не увидел даже тени ангела, при том что все необходимые условия для контакта были тщательнейшим образом соблюдены. Порой, застыв как проклятый и до одури вперяя взгляд в сумеречные глубины камня, он ловил словно бы отзвук отдаленных высоких голосов, как если бы где-то далеко-далеко мыши устроили свой мышиный праздник, — и смех, неуловимо тихий смех. Но самих по себе ангелов он не видел ни разу.
