— Бо?
Он вернулся с балкона в комнату и увидел, как Роузи Мучо заглядывает к нему в квартиру из-за полупритворенной двери; на лице комическая маска смущенного незваного гостя.
— Бо? Ты не спишь?
— Входи, Роузи, входи.
— Ой, Бо, ты, наверно, ты, должно быть…
— Что такое, Роузи? Что случилось? Ты хотела оставить у меня Сэм, хотя сегодня это как бы и не по расписанию, — я правильно понял?
Когда-нибудь, подумал он, когда-нибудь он прорвется и не вернется обратно. Раз шагнув через границу, ты будешь избавлен от необходимости возвращаться в круговерть сфер; вместо того, чтобы возвращаться, ты пойдешь дальше. И дальше — царство за царством, вечно сменяющие друг друга, и каждое не похоже на другие.
— Так получилось, срочное дело, — сказала Роузи. Она протиснулась чуть дальше в комнату, и из-за двери показалась краснощекая мордашка Сэм; девочка держала мать за штанину.
— Да нет, пожалуйста, — сказал Бо. — Заходи, передохни немного. Чаю хочешь?
— Не могу, — она подошла к нему вплотную и утянула подальше в глубь квартиры, так чтобы их не слышала Сэм: та как раз запнулась у порога, села на корточки и занялась мигом насторожившейся тигровой кошкой, которая мирно лежала на коврике. — В общем, дело такое. Мне нужно ехать в суд, в Каскадию. И Майку тоже. Я и так вся на нервах, понимаешь? Тащимся мы туда исключительно по его милости, и вот, представь себе, час назад он звонит мне и говорит, что остался без машины. И мне придется его подвезти. — На лице у нее застыло выражение полного недоумения. — Нет, ты можешь себе такое представить?
— Тише, тише. Ты сейчас из штанов выпрыгнешь. Все будет хорошо.
Она закрыла глаза и обхватила себя руками за локти; глубоко вздохнула; открыла глаза, как будто проснувшись после долгого сна, как будто мир с тех пор успел радикальным образом перемениться: все что угодно, только бы Успокоиться.
— Ладно, — сказала она. — С ума сходить, конечно, не стоит.
Бо одним касанием высвободил ее судорожно сжатые локти и обнял, крепко прижавшись грудью к ее груди. К глазам у Роузи подступили слезы, бог знает почему, такое впечатление, что Бо просто выдавил их откуда-то у нее изнутри. Бо подержал ее немного в объятиях, а потом отпустил.
— Все в порядке?
— Все в порядке, — сказала она, смущенно и с чувством благодарности. — Пока.
Кудрявая головка Сэм, эдакой маленькой станцией слежения, поворачивалась за маминой головой как привязанная, — вот мама оторвалась от Бо, вот нагнулась, чтобы поцеловать ее, снова выпрямилась, собралась идти.
— Скоро вернусь, Сэм.
Будь умничкой.
У Сэм на донышках глаз уже давно бродили слезы, то выступая на поверхность, то снова растворяясь где-то под веками, — и вот теперь они хлынули с полным на то правом, но Роузи уже спускалась вниз по лестнице.
Она подхватила Майка у входа в «Дырку от пончика», посигналив, чтобы он обернулся и заметил ее. За то время, которое прошло между последним их свиданием (в суде) и этим, он успел сбрить усы. Она решила данное обстоятельство не замечать. Он забрался в фургон и захлопнул за собой тяжелую дверцу; поздоровался с Роузи, со смущенным и одновременно самодовольным выражением на лице.
— Котяра, который только что слопал канарейку, — сказала она.
— Как-то вот, — ответил он все с той же ухмылочкой на лице, — никогда не понимал смысла этой фразы.
— Уясни для начала, — сказала Роузи, — что я всерьез на тебя из-за всего этого обижена.
Она развернула машину и вырулила на дорогу в обратную сторону, в Каскадию.
— He могу отделаться от ощущения, что ты делаешь это нарочно, с целью позлить меня.
— Цель у меня действительно есть, — сказал Майк, сей раз уже куда серьезнее. — Цель у меня действительно есть Вот только, сдается мне, совсем не та, которую ты имеешь в виду. Могла бы приписать мне что-нибудь поумнее, чем просто желание покапать тебе на нервы.
Как только они успели подписать соглашение о раздельном проживании (документ довольно незамысловатый, но самый факт его существования отчего-то очень раздражал Роузи), Майк тут же принялся вертеть его так и эдак, улучшать и вносить изменения. Он постоянно обдумывал ту или иную фразу, тот или иной пункт и (частенько за полночь) принимался названивать Роузи по этому поводу, чтобы все с ней обсудить; и были долгие, не слишком связные, но не лишенные дружеских нот разговоры по телефону, о браке, о справедливости и о его чувствах. Когда Роузи отказалась в конце концов говорить с ним, он перепоручил эти звонки своему адвокату — а в адвокатах у него ходила маленькая хрупкая сероглазая женщина с таким отчаянным выражением лица, что Роузи ее откровенно побаивалась, и эта женщина, судя по всему, готова была пойти ради своего клиента на все; и постепенно количество зацепок и придирок выросло до такой степени, что соглашение потребовалось еще раз показывать судье.
— Для меня это важно, — сказал Майк, — и в создавшейся ситуации, Роузи, я тоже заинтересованное лицо, чьи интересы…
— Я не стану говорить на эту тему, Майкл. Алан велел мне ни о чем подобном с тобой не говорить, вот я и не стану говорить с тобой ни о чем подобном.
Машина вырулила из Откоса на южное шоссе, влившись в поток машин, который тек в сторону Каскадии, где и был расположен суд графства.
А впрочем, подумала Роузи, может быть, он и вправду делает все это вовсе не для того, чтобы лишний раз вывести ее из себя. Он просто куда в большей степени, чем она, озабочен происходящим; своими собственными нуждами, тем, что, с его точки зрения, справедливо по отношению к нему, а что нет — такие вещи всегда были для него на первом плане. Алан Баттерман говорил ей что ее это должно занимать ничуть не в меньшей степени; а надо же, не занимает. Для Роузи сама необходимость обсуждать собственность, деньги, права лишала эту собственность, эти права и деньги всякого смысла; чем яростнее споры, тем меньше желания связываться. Отказ от имущества требовал меньшего количества слов, чем борьба за обладание оным, и если бы Алан не был всегда тут как тут, она в конечном счете осталась бы, вероятнее всего, ни с чем и была бы этим вполне удовлетворена.
— Ну ладно, а как ты вообще? — спросил Майк. — Если, конечно, эта тема тоже не из числа запретных.
— У меня все хорошо, — осторожно сказала она.
— Делаешь что-нибудь? — Он смотрел не на нее, а куда-то за окно машины, как будто что-то искал глазами, совсем как артисты в телевизионных фильмах, когда их снимают в автомобиле и им нужно заполнить время, пока они произносят текст.
— Ты же знаешь, я теперь работаю у Бони. В Фонде. Полный рабочий день.
— Я не о том, — сказал Майк. — Когда ты жила со мной, у тебя всегда была масса планов. Ты писала картины.
